Так они оказались в доме у Игната, где хозяйничала его милая, глубоко беременная жена. Точнее, жили Волоховы в большой коммунальной квартире на Лиговском проспекте. Комнату Игнату дали от больницы благодаря усилиям хлопотавшего за него Василия.

– Я сам-то не местный, – рассказывал он Магде, подливая чая погорячее. – Я в Ленинград в медучилище приехал учиться, на фельдшера. А сам-то я из-под Загорска, знаете такой город в Московской области? – Про Загорск Магда ничего не знала, но Игната это ничуть не сконфузило. – Из деревни Авдеево я. Нас тогда три человека поступать приехали. Очень хотелось именно в колыбели революции жить. Мы училище окончили, а дипломы-то получить не успели, так на фронт и забрали меня. А там уж с Василием Николаевичем жизнь счастливо свела. Он меня и старше-то всего на четыре года, а такое чувство, будто он мне отец. Все время помогал. И когда из окружения выходили, и потом на войне, и когда в больницу устроились работать, и с комнатой вот. Он эту квартиру вообще для медиков выбил. Здесь шесть комнат, так во всех врачи и медсестры из Александровской больницы живут.

Далеко не все, кто работал в этой больнице, оказались приятными людьми, в этом Магда убедилась, когда выходила в туалет. Востроносая, с мелкими чертами лица молодая женщина, толкающая впереди себя девчушку лет пяти, грубо задела ее плечом и прошипела вслед: «Понаехали тут. И так не протолкнуться, так еще некоторые гостей приперли на ночь глядя».

– Какие у вас соседи… неприятные, – огорченно сказала Магда, вернувшись в комнату.

– Это вы, наверное, про Клавку, – догадался Игнат. – Не обращайте внимания. Муж у нее пьет, дерет ее как сидорову козу, вот она и озлобилась. А так она баба неплохая. Мы с ней из одной деревни, она тоже из Авдеево в медучилище приехала, тоже в больнице работает. Дочка у нее – чудо.

В разговорах засиделись до полуночи, и так уж вышло, что Магда рассказала, что ехать им с Адольфом некуда.

– Так что же вы будете делать? – всплеснула руками Игнатова жена и даже заплакала от огорчения.

– Не знаю, – честно призналась Магда. – Я думала, Вася нам поможет, придумает что-нибудь. А оно вон как вышло. Адреса-то его вологодского вы не знаете?

– Нет, – покачал головой Игнат. – Я даже друга Василия нашел, грузина, с которым он с института дружил. Думал, он мне адрес даст, я бы съездил или написал хотя бы. А грузин со мной даже разговаривать не стал, послал по-матерному – и все. Не в настроении, видать, был человек. Но знаете что, давайте я вам адрес своих родителей дам. Они так в Авдеево и живут. Деревня у нас большая, колхоз крепкий, работа для вас найдется, да и дома свободные есть, устроитесь как-нибудь.

Так Магда и Адольф Битнеры с легкой руки Игната Волохова оказались в Авдеево, неподалеку от намоленного поколениями города Загорска, когда-то называемого Сергиевым Посадом. Председатель колхоза встретил их хмуро, но на работу Магду все-таки взял. Домик им выделили на окраине деревни, старый, маленький, покосившийся, с прохудившейся крышей. Ее следующим летом подремонтировал приехавший в отпуск Игнат вместе со своим отцом. Волоховы-старшие, как могли, помогали Битнерам – то картошкой, то хлебной краюшкой.

Адольф пошел в школу, терпеливо снося насмешки деревенских мальчишек и медленно, но верно завоевывая новых друзей. И продолжил рисовать горы, даже в самую сильную жару покрытые кокетливой шляпкой снега, а в мороз закутанные в тонкий пуховый платок туманной дымки.

Наши дни

Расследование, которое вела Василиса, никак не хотело продвигаться. За три дня, проведенные в Авдеево, она протопила печь, напекла пирогов, подоила козу, вымокла под ливнем, насобирала грибов и ягод и избежала печальной участи после негаданной встречи с кабаном, но к разгадке гибели Вахтанга не приблизилась ни на шаг.

Ее дни были похожи на обычный отпуск, проведенный в деревне, коих в ее жизни было немало, но для такого времяпровождения вполне годилось родное Константиновское, ехать к черту на кулички было совсем не обязательно. С большой натяжкой некоторую интригу создавала найденная в лесу монета, однако доказательств, что она имеет отношение к убийству, не было никаких.

«Хреновый из меня сыщик», – сердито думала Василиса, нежась ранним утром на мягкой перине. За три дня она вволю отоспалась, и хронический недосып от постоянных дежурств начал отступать, сменяясь с детства въевшейся в кровь привычкой к ранним пробуждениям.

Вот и сейчас часы показывали без малого шесть утра, а сна уже не было ни в одном глазу. Правда, и уснула она вчера чуть ли не в девять вечера, сморенная лесными приключениями, пережитым страхом и чувством острого стыда перед Ангелиной, которая так ловко поймала ее на лжи.

В деревне Вася всегда спала как младенец, крепко и без сновидений. Деревенские звуки, проникающие в распахнутое настежь окно, не будили, а, наоборот, дополнительно убаюкивали, даря ощущение той безопасности, которую испытываешь только в детстве.

Где-то вдалеке кричал петух, у колодца кто-то звякал ведрами, шелестела листва, чуть скрипели деревянные стены старого дома, стукнула щеколда на калитке, и по гравийной дорожке зашуршали тихие, приглушенные шаги. Во дворе Ангелининого дома бродил кто-то чужой.

Чувство безопасности как волной смыло. Василиса была не дома, и где-то здесь, в этой деревне, жил человек, раскроивший голову Вахтанга острым топором. Несмотря на отсутствие доказательств, Вася была в этом абсолютно уверена. Ее хваленая интуиция даже не говорила, а кричала об этом, а потому требовалось постоянно быть настороже.

Надев тапочки и накинув легкий халат, Вася на цыпочках выскочила из комнаты, отперла дверь в сенях и вышла на крыльцо. Там никого не было, лишь снова скрипнула щеколда на калитке, зато на лавочке у дома стояли корзина, полная белых грибов, и пластмассовое пятилитровое ведерко, доверху засыпанное спелой лесной земляникой, на которой белела сложенная вчетверо записка. «Это вам компенсация за вчерашнее происшествие», – размашистым округлым почерком было написано в ней. Помимо воли рот Василисы расплылся до ушей.

«Валера, – подумала она, вспомнив крепкую фигуру, плотно упакованную в летнюю «зеленку». – Запомнил, что я попой подавила все грибы и ягоды, решил сделать приятное. Интересно, с чего бы это?»

Несмотря на хорошую фигурку и симпатичную внешность, Василиса не была избалована мужским вниманием. За ней никто никогда не пытался ухаживать, и Вахтанг Багратишвили остался практически единственным ее романтическим приключением, не считая, конечно, однокурсника Мити, с которым она деловито лишилась невинности на первом же курсе и быстро рассталась без всяких сожалений с обеих сторон. Роман с Митей длился месяца два, и за это время надоел он Васе хуже горькой редьки, потому что все время норовил у нее списать и постоянно канючил, что не готов к очередному семинару.