litbaza книги онлайнРазная литератураБлижний круг российских императоров - Елена Владимировна Первушина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 150
Перейти на страницу:
ничего сказать в предосуждение характера и свойства души принцессы Анны, матери молодого принца, но думает, что она, учинившись правительницею, по природной нежности сердца своего, неотменно пригласит в Россию родителя своего герцога Мекленбургского Карла-Леопольда и предоставит ему знатное участие в государственном правлении и что тогда опасение настоять будет, дабы упомянутой герцог, который, как не безызвестно, по крутому и своебычливому нраву своему не мог с собственными подданными в согласии ужиться, не преклонил принцессу, дочь свою, на предприятия вредные и опасные не токмо для нее, но, статься может, и для сына ее; что принадлежит принцу Брауншвейгскому, то он и того менее усматривает, чтобы государственное правление ему вверить было можно, ибо он подлинно ведает, что тогда государство не означенным принцем, но венским посланником управляемо и, следовательно, во все раздоры австрийского дома вовлечено будет.

Не успел лишь герцог Курляндской последние слова сей речи произнести, как оба кабинетские министры, князь Черкасский и Бестужев, вошли в покой. Сим повторил он до слова тоже самое, что отцу моему говорил, ра́вно как и обер-маршалу Лёвенвольде уже наперед о том же изъяснился, но заключения своей речи он никому не делал, будучи благонадежен, что каждый мысли его легко угадать может. Князь Черкасский был первый, который начал говорить так: что он никого другого достойным и способнейшим не находит, которому можно бы было вверить правление, как герцога Курляндского, поелику сей с толиким усердием и славою трактовал дела государственные, и что личная его польза в рассуждении герцогства Курляндского с благоденствием России сопряжена теснейшими узами, и потому он думает целой империи оказать услугу, если всепокорнейше станет утруждать герцога, дабы он благоволил и впредь обратить внимание и попечение свое к пользе и славе государства.

К сему предложению тайный советник Бестужев приступил согласием своим неукоснительно. Отец мой, ра́вно как и граф Лёвенвольде, предусматривая, что не токмо тщетно, но и крайне опасно будет на сие прекословить, за благо рассудили на сей случай худому последовать примеру.

Обстоятельство сие было весьма щекотливое, в каком токмо честный человек находиться может, ибо все то, что гнуснейшая лесть, как герцогу, так и его фамилии оказываемая, придумать может, оное поднесь императрица не токмо всегда допускала, но даже в угождение свое поставляла. Напротив того за малейшие оскорбления, учиненные от кого-либо сему любимцу, столь сурово взыскивала по обыкновению своему, что премножество несчастных примеров на то имелось. Хотя же медики малую к выздоровлению императрицы подавали надежду, однако ни единый из них не мог сказать подлинно, что кончина ее близко предстояла. Почему, если бы случилось, что она опять оправилась, то одной недели было бы довольно к погублению того, кто захотел бы в глаза сказать герцогу чистую правду. В следствие чего, если кто упомянутые обстоятельства сообразит благорассудительно, тому чаятельно не покажется в сем деле поступок отца моего странным и с здравым рассудком несовместным».

Разумеется, после смерти его покровительницы падение Бирона всего лишь вопрос времени. Он пытался это предотвратить, женив сына на Елизавете Петровне или выдав дочь за герцога Голштинского, но не успел. Оживился его старый соперник — Миних. Вначале, как пишет Манштейн, Миних даже хотел поддержать кандидатуру герцога Курляндского в качестве регента при новом императоре — Иоанне Антоновиче, сыне Анны Леопольдовны, племянницы Анны Иоанновны. Но потом сообразил, что проще будет предложить свои услуги непосредственно Анне Леопольдовне и ее мужу и вместе с ними «скинуть» Бирона. План удался. Манштейн рассказывают: «Пройдя еще две комнаты, он (как было принято в XVIII в., пишет о себе в третьем лице. — Е. П.) очутился перед дверью, запертою на ключ; к счастью для него, она была двустворчатая и слуги забыли задвинуть верхние и нижние задвижки; таким образом он мог открыть ее без особенного труда. Там он нашел большую кровать, на которой глубоким сном спали герцог и его супруга, не проснувшиеся даже при шуме растворившей ся двери.

Манштейн, подойдя к кровати, отдернул занавесы и сказал, что имеет дело до регента; тогда оба внезапно проснулись и начали кричать изо всей мочи, не сомневаясь, что он явился к ним с недобрым известием. Манштейн очутился с той стороны, где лежала герцогиня, поэтому регент соскочил с кровати, очевидно, с намерением спрятаться под нее; но тот поспешно обежал кровать и бросился на него, сжав его как можно крепче обеими руками до тех пор, пока не явились гвардейцы. Герцог, став, наконец, на ноги и желая освободиться от этих людей, сыпал удары кулаком вправо и влево; солдаты отвечали ему сильными ударами прикладом, снова повалили его на землю, вложили в рот платок, связали ему руки шарфом одного офицера и снесли его голого до гауптвахты, где его накрыли солдатскою шинелью и положили в ожидавшую его тут карету фельдмаршала. Рядом с ним посадили офицера и повезли его в Зимний дворец.

В то время, когда солдаты боролись с герцогом, герцогиня соскочила с кровати в одной рубашке и выбежала за ним на улицу, где один из солдат взял ее на руки, спрашивая у Манштейна, что с нею делать. Он приказал отвести ее обратно в ее комнату, но солдат, не желая утруждать себя, сбросил ее на землю в снег и ушел. Командир караула нашел ее в этом жалком положении. Он велел принести ее платье и отвести ее в те покои, которые она всегда занимала».

Но на этом злоключения Бенигны не кончились. Ей пришлось пережить еще одно унижение — обыск, который быстро превратился в грабеж. Позже она рассказывала: «И после того за час он у нас в карманах обыскивал, и взял у меньшего моего сына кошелек с червонцами, а у дочери моей взял он ключи ее, а у меня взял он печать мою, а у мужа моего взял он червонцы, которые у него еще в кармане были, а не ведаю, столе моем нашел он кошелек тканой, которой в Петербурге к себе положила, и в оном были три золотые медали, которые нам всемилостивейше были пожалованы во время мирного торжества, золотая табакерка, золотые парные часы с камушками, которые он себе взял, серебряный мой уборной столик он тако же взял себе».

Итак, ночью с 8 на 9 ноября 1740 г., менее чем через месяц после кончины императрицы, Бирона арестовали и заключили в Шлиссельбургскую крепость, позже сослали в Пелым вместе с семьей. Оттуда Бирон писал, что жизнь его бы «не долго продлилась при несносной нужде», которую семья его терпела в Пелыме, если бы не восшествие

1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 150
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?