кабинету. Лицо бутлегера было “искажено, мышцы сводило судорогой, глаза стеклянные”. Римус повторял, словно в трансе:

– Он отобрал у меня жену, похитил ее любовь, единственная драгоценность моей жизни, она покинула меня навеки.

Карри сдался и велел Римусу уходить.

Римус шагнул к двери, но внезапно остановился, резко обернувшись к Карри.

– За мной следят детективы, – сказал он. – Они наняли гангстеров убить меня.

Показания Орин Вебер

В: Где вы познакомились [с Джорджем Римусом]?

О: В доме моего отца… в Чикаго.

В: Мы хотим знать, что вы ему рассказали.

О: Я сказала, что его ищут… Она собиралась передать сертификаты в Шарлотт, штат Мичиган, а потом в Лэнсинг. Она хотела отдать их Франклину Доджу.

В: Просто скажите, что еще вы помните?

О: Что у нее было четыре патрона и она хотела добраться до мистера Римуса.

Больше не миссис Римус

Пытаясь защитить оставшиеся активы, Римус отозвал доверенности на Имоджен и передал их виски-дилеру Бланш Уотсон, которую знал еще со времен “Круга”. Даже ей, трезвой и опытной деловой женщине, трудно было определить, сколько успела украсть Имоджен и сколько осталось у Римуса. С самого начала бутлегер распределял и размещал свое состояние в разных формах: банковские счета на вымышленные имена, винокурни, сертификаты на изъятие виски, недвижимость, мебель, антиквариат, драгоценности, автомобили и бессчетные суммы наличными – без каких-либо связных записей. Сам Римус хвалился, что “ведет дела на миллионы долларов, не оставляя после себя ни клочка бумаги”.

В газетах про Бланш Уотсон писали: “Женщина не молодая и не красивая, но тем не менее настоящая героиня”. Римус ее любил. Что важнее, он ей доверял. Она не подчинялась ничьим распоряжениям, даже его, но ей и не нужны были распоряжения, чтобы принимать точные и взвешенные решения. Она откровенно высказывалась об Имоджен: “Дамочке нравилось иметь деньги, и она потратила их уйму”. Деловые качества Римуса тоже не производили на нее особого впечатления, она подчеркивала, что он слишком легко тратил и отныне ему следует быть аккуратнее, чтобы “не промотаться”. Она понимала, что Римус “надломлен и не в том состоянии, чтобы нести ответственность за свои дела”. У нее были связи в преступном мире, она называла себя “серым кардиналом” и приложила все силы, чтобы проследить каждый цент, спрятанный или похищенный Имоджен, – и сохранить то, что еще оставалось от состояния Римуса.

Если Римус не совещался с Уотсон или Коннерсом, он бродил по дому и округе, дожидаясь начала процесса по винокурне “Джек Дэниэлс”. Правительство добилось переноса места слушания из Сент-Луиса в Индиану, поскольку, по слухам, некоторые политики из Миссури намеревались оказать давление на потенциальных присяжных (осуществить этот маневр позволяло то, что двое обвиняемых переправляли похищенный виски в Индиану). В доме без Имоджен было пусто, на смену ее яркому, пышному, пьянящему присутствию пришло стылое мертвящее предательство. Сейчас-то он понимал, что именно с благословения Имоджен Додж использовал свои связи в правительстве, чтобы Римусу был назначен непомерный залог. Призрак Доджа неотступно преследовал его – за столом, когда он ел, и в кровати, когда он спал.

За последние недели Римус узнал множество подробностей об изменах жены. Приятель из Атланты припомнил, что видел Доджа с Имоджен в кабинете коменданта тюрьмы, развалившихся на диване “в компрометирующих позах”. Друг в Чикаго слышал, как Имоджен называла Доджа “дорогим” и “милым”.

Коннерс рассказывал ему все, понимая, что голые факты помогут обуздать опасно разыгравшееся воображение Римуса. Додж привез Имоджен в отель в Кливленде, где его застукали буквально со спущенными штанами. Имоджен и Додж разъезжали по всей стране, сбывая его сертификаты на виски. Эти сертификаты стоили 150–200 долларов за баррель[25], а она спускала их по полсотни, лишь бы быстро получить наличные.

– Похоже, сейчас, когда она избавилась от меня, я не сумею оплатить даже дорожные расходы, – перебил друга Римус. – Я знаю, что она заложила мои украшения, и я никогда не получу их обратно.

Коннерс не унимался. Имоджен купила семь автомобилей на деньги Римуса, пока он был в тюрьме, и как минимум один из них подарила Доджу.

С каждым новым открытием Римус переживал очередной приступ помрачения рассудка. Коннерс видел, как он впадает в “мечтательность”. Веки трепетали, как крылья раненой птицы, зрачки сужались и исчезали.

– Пусть кто-нибудь явится ангелом милосердия, – пробормотал Римус. – И пустит в меня пулю.

Римус уронил голову на руки и замолчал. Минут десять Коннерс боялся его потревожить. Он чувствовал, что Римус готов закричать в голос, но не может выдавить из себя ни звука. Наконец Римус встал и потянул галстук, словно петлю, подняв его высоко, насколько хватало руки. Лицо его искажали гримасы, оно меняло цвет от бледного к красному, от красного к багровому. Зрелище потрясло Коннерса, он отвернулся. Наконец прорезался истерически скрежещущий голос Римуса.

– Господи, ты только подумай. Это же ужасно. Это же ужасно. Это же ужасно. Это же ужасно, – зловещая мантра из трех хриплых слов. Коннерс насчитал двадцать пять повторений, прежде чем Римус бросился на него, схватил за лацканы и встряхнул, почти вплотную прижавшись лицом к его лицу. – Ты мог представить, что она так поступит? – И Римус замер в ожидании ответа.

Он всегда думал, что именно так все и случится, признался Коннерс, – как и все их друзья в Цинциннати.

Выпустив друга, Римус потерянно произнес:

– Должно быть, я был слеп.

Вечером, когда позвонила Имоджен, Коннерс находился в доме. Оберегая друга, он прослушивал все звонки по другой линии. Местонахождение Имоджен было по-прежнему неизвестно, и Римус пытался разузнать, где она, чтобы сообщить Виллебрандт. Имоджен говорила с небрежной уверенностью, чем взбесила Римуса.

– Привет, это миссис Римус.

– О нет. Больше не миссис Римус. Теперь, Имоджен, я намерен подать встречный иск против тебя, ровно в понедельник утром, и пускай мир узнает, кто ты такая и каков тот паразит, с которым ты колесишь по стране. Если ты и Додж надумали пустить на ветер мое состояние и отобрать мои деньги, Имоджен, я найду тебя даже в Китае и верну то, что принадлежит мне.

Римус сдержал слово, подав встречный иск о разводе и назвав причиной Франклина Доджа. Он обвинил жену в куче проступков: в январе 1925 года, пока Римус сидел в тюремной камере в Атланте, у Имоджен были “непристойные отношения” с Доджем, прямо в кабинете коменданта. Позже эти отношения продолжились в Кливленде, штат Огайо, и в разных других местах. Они с Доджем сговорились лишить его свободы, вынудив пребывать в тюрьме из-за непомерной суммы залога. Она “промотала и растранжирила крупные суммы из его сбережений, изменяя ему с Доджем”. Римус отвергал обвинения Имоджен в жестокости, физическом насилии и его