– Никогда не видела красных карпов, – с улыбкой призналась я. – Подождешь пару минут? Переоденусь и соберу чего-нибудь нам на перекус.

В корзину для пикника отправились салфетки и тарелки, вилки и стаканы. Подумав, я добавила к ним в компанию бутылку вина и хлеб для карпов, домовые быстро собрали наш ужин в металлические коробочки, и вскоре все было готово для пикника. Глория и мальчики Дархана чинно ели в столовой; выглянув туда, я сказала, что уезжаю и разрешила Глории еще поиграть с ними после ужина.

– Только не в Алтын-Баатора и коня! – Очир скорчил страдающую гримаску. – Вы оба очень тяжелые!

– Ладно, что-нибудь еще придумаем, – ободрил его брат, и Глория выразительно завела глаза к потолку.

Место, в которое Фьярви меня привез, было очень романтичным. Через пруд был переброшен изящный красный мостик, ивы свешивали зеленые косы к воде, вечер был светлым и прозрачным, почти невесомым. Здесь никого не было – чуть в стороне я заметила парочку, но юноша со своей спутницей почти сразу же скрылись за изумрудной завесой очередной ивы. Мы сели на каменную скамейку у пруда, я опустила пальцы в воду, и маленькие красные карпы с белыми и золотыми пятнами на спинках, принялись смешно тыкаться мордочками в руку.

– Красиво, – сказала я. Фьярви кивнул, протянул мне хлеб и принялся открывать бутылку. Я принялась крошить угощение, карпы столпились, выхватывая крошки и почти выпрыгивая из воды. – Кто их кормил, пока был карантин?

– Должно быть, уборщик или охранник, – предположил Фьярви, протягивая мне бокал. – Они не выглядят отощавшими.

– За что пьем? – спросила я. Фьярви улыбнулся.

– Давай за здоровье? Сейчас это очень к месту.

– За здоровье, – откликнулась я, поддержав тост. Лихорадка прошла, оставив после себя редкие приступы слабости, и я надеялась, что со временем они тоже уйдут. В стороне засмеялись, и Фьярви сказал:

– Хорошо, что все кончилось, правда? Как ты думаешь, кто-то захочет сюда приехать на наш кулинарный конкурс?

– Думаю, да, – ответила я, понимая, что сейчас мы с ним должны поговорить о совсем других вещах. – Я придумала очень интересную закуску, рулетики из семги с сыром, зеленью и икрой.

– Звучит заманчиво, – согласился Фьярви и вдруг сделался очень серьезным – сейчас он выглядел так, словно перед ним во весь рост поднялся враг – и он должен был победить. – Знаешь, я хотел поговорить с тобой… ну не только про конкурс, не про гостиницу…

Я понимающе кивнула. В голове вдруг сделалось пусто и звонко – я сама себе напоминала воздушный фонарик, готовый сорваться и улететь за облака – пытаясь успокоиться, я снова начала крошить карпам хлеб.

– За эти дни много всего случилось, – начал Фьярви и сразу же уточнил: – За те, которые прошли с нашей свадьбы. Я… понимаешь, Азора, я никогда такого не говорил, но… Я не хочу расставаться с тобой. Ты мне очень дорога, и это не просто влюбленность, это что-то намного серьезнее. Мне хочется надеяться, что и я для тебя не просто друг, и мы могли бы по-настоящему стать семьей.

– Да, ты не просто друг, – негромко ответила я. – Ты намного больше, Фьярви.

Мы поцеловались, словно школьники – быстро, обжигающе – и тотчас же отпрянули друг от друга и рассмеялись. Мне вдруг сделалось невыразимо смешно.

– Фьярви, – спросила я, – почему мы с тобой такие дураки?

– Мы не дураки, – он улыбался, но глаза его были счастливыми и серьезными. – Мы просто очень хорошие.

– Да, – согласилась я, и что-то подмигнуло мне из воды – луч вечернего солнца скользнул по чему-то золотому. Карпы поплыли в разные стороны, и к золоту прибавилась синева. Я смотрела на нее, не в силах отвести взгляда, и ужас, нараставший во мне, обрывал дыхание и гудел в ушах.

- Ахнанзи танзун… – пробормотал Фьярви по-гномьи, глядя туда же, куда и я.

– Не ругайся, – машинально промолвила я. – Это… вот чем питались карпы…

Мы поднялись со скамьи, держа друг друга за руки и не отрывая глаз от воды. Три недели был карантин, здесь никто не появлялся – и Эвентин лежал на дне пруда, словно поджидая, когда мы придем сюда.

Лихорадка напомнила о себе волной слабости, и я осела на скамью.

Фьярви

На этом вся романтика завершилась. Какая уж тут романтика, когда вам мертвец машет ручкой из пруда. Чувствуя, как поцелуй Азоры остывает на губах, я добежал до будочки охранника, велел вызвать полицию и в ожидании шефа Гемини мы с Азорой вернулись на скамью и сели спиной к карпам.

Настроение было – гаже некуда. Я смотрел на Азору и видел, что она бледная, как больничная стена, и старательно сражается с растерянностью и страхом, но не может победить. Смеркалось. Мимо прошла еще одна парочка, с любопытством посмотрела на нас, и охранник, который топтался с другой стороны пруда, замахал на них руками: дескать, шагайте уже. Конечно, это мало помогло: парочка, разумеется, отошла в сторонку и уставилась на нас и воду с удесятеренным любопытством.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я. Азора взяла бутылку и сделала несколько крупных глотков прямо из горла. Ее шрам налился краснотой.

– Мне кажется, он на нас смотрит. Так весь карантин тут и пролежал…

Я не хотел представлять, что она чувствует. Ясное дело, ничего хорошего. Прийти на пруды с мужем, почти перевести их отношения из целомудренной плоскости – и найти в воде покойника, который по совместительству был первой любовью. О таком надо романы писать. Но Эвентин, какая же ты сволочь! Так нагадил мне в такой чудесный момент!

Я уже успел размечтаться о том, что сегодняшнюю ночь мы проведем в одной постели, как и положено супругам, а там и до Конрада Фьярвиссона Палевеллина дело дойдет, но теперь эти мечты можно было сворачивать и убирать в шкафчик подальше от глаз.

Шеф Гемини прискакал со своими ребятами, и, судя по их лицам, они весело проводили вечер в пивной. Я поднялся со скамьи, обменялся рукопожатием с шефом и сказал:

– Ну вот… вон он лежит, руками машет.

Шеф сдвинул форменную фуражку, почесал затылок, заглянул в пруд и произнес:

– Надо же, а мы даже не подумали его тут поискать. Место ведь бойкое, народ так и трется. Никто бы не стал тут прятать труп.

– Место бойкое, – согласился я, – но три недели сюда никто не заглядывал.

Азора едва слышно всхлипнула. Конечно, она была испугана и расстроена – еще бы, найти на свидании труп своей первой любви! – и мое раздражение на покойника усилилось раза в три. Мы сейчас могли бы целоваться под первыми звездами, а теперь… эх!

– Ладно, давайте доставать его, – шеф махнул своим ребятам, и полицейские с удивительными выражениями на раскрасневшихся лицах полезли в пруд. Было видно, что они боятся. Шеф подошел к Азоре, присел на скамью и спросил:

– Так значит, это вы заметили труп?