«Время на раздумья просить бесполезно, — поняла Астраханцева, — не даст он никакого времени... Тащить лагерь в одиночку начальник не хочет, не может и не умеет...»

— Нет, Вадим Васильевич, по-моему, вы меня переоцениваете. И я вынуждена отказаться от вашего предложения, — сказала она твердо.

«Это, надо понимать, до сих пор был пряник, — подумала Ленка. — Черствый, обкусанный и обслюнявленный... А другого у него нет... Но должен появиться и кнут, обязательно должен, потому что никто в здравом уме и твердой памяти не согласится променять ответственность за тридцать непредсказуемых, лезущих во все щели и закоулки деток, на то же самое, но за без малого четыреста душ...»

Кнут не заставил себя ждать.

— Должен вам сказать, Елена Алексеевна, что в последнее время появились некоторые претензии в ваш адрес. — Горловой посмотрел на нее доброжелательно, даже сочувственно, давая понять, что стоит ей согласиться, и все смехотворные, не заслуживающие упоминания попреки развеются как дым.

Но у Ленки выдался сегодня неудачный день, никак не годящийся для таких к ней подходов.

— Это кто же и какие претензии мне предъявляет? — зло процедила она, тяжело уставившись на Горлового.

Она знала эту особенность своих глаз, хотя и редко ею пользовалась. Когда Ленка прекращала говорить и улыбаться, когда ее лицо неподвижно застывало, мало кто мог спокойно перенести этот давящий взгляд исподлобья...

Горловой не выдержал дуэль взглядов и стал изучать листы настольного календаря, медленно их перелистывая, будто заносил туда изо дня в день летопись прегрешений воспитателя четвертого отряда Астраханцевой Е.А.

— Ну-у... — Начальник сделал многозначительную паузу. — Разные разговоры ходят по лагерю...

Он явно не хотел развивать скользкую тему и выяснять отношения.

Кнут, как и пряник, лучше показывать издали.

— Какие разговоры? — жестко, в лоб, спросила Астраханцева.

— Ну, к примеру, про ваши вечерние посиделки. — Горловой принял, наконец, вызов. — Я все понимаю: вожатые и воспитатели в основном люди молодые... Но дети! Мальчики и девочки из старших отрядов, которые у вас там порой бывают. И спиртные напитки, которые, я точно знаю, вы там употребляете...

Ленка молча ждала продолжения. И он продолжил — начав, останавливаться уже не стоило:

— И не только спиртные напитки. Одна из наших воспитательниц слышала разговор между детьми: «Вчера у Рыжей опять косяка забивали...» Как вы считаете, что могут подумать родители о таких слухах ?

«Все-таки „слухи“, а не „факты“, — подумала Ленка. — Неужели еще надеется повернуть разговор обратно?.. Ну сейчас я удивлю его до невозможности... или не удивлю и он все знает?..»

— Интересно, а что могут подумать те же родители о таких фактах ? — спросила Астраханцева ядовито-ласковым голоском.

Она засунула два пальца в нагрудный карман блузки, медленно вынула фотографию (попалась старая, черно-белая) и положила на стол перед Горловым. Потом еще одну, столь же медленно. Затем рывком выхватила оставшиеся три и звучно шлепнула на полированную поверхность — четыре туза и джокер, такое не бьется...

Судя по лицу Горлового, он все же не знал. На снимках была СВ и какие-то другие, незнакомые Ленке мужчины и женщины. А еще дети. Мальчики. Исключительно мальчики. Пионеры. Именно пионеры — в руках горны и барабаны, на шеях повязаны красные галстуки, на головы надеты отглаженные пилотки; а больше ничего из одежды на детях не оказалось...

Ретроспекция. СВ, 1979 год

Олегу исполнялось четырнадцать осенью. Мальчик был красив: рослый, статный, густые русые кудри, ни малейшего следа юношеских угрей на гладкой коже. Мальчик превращался в мужчину — по крайней мере, влюбился он в девятнадцатилетнюю вожатую Галину Андреевну не детской смешной любовью...

Олежка не мог, просто по возрасту никак не мог быть там, в полутемной комнате с наваленными в углу гнилыми матрасами.

Но Гале Савич, когда она видела, как у мальчика при разговоре с ней под тонкой тканью треников растет и подергивается упругий холмик, казалось: был! Был! Может, стоял в углу и лишь смотрел, но был!

Она играла с ним расчетливо, доводя желание мальчишки до высшей точки, за последние годы Галя в совершенстве освоила эти игры. Она улыбалась ему. Улыбаться ей пришлось научиться заново, у зеркала. Улыбалась, хотя с трудом сдерживала позывы к рвоте — при виде таких мальчиков она всегда почему-то ощущала удушливый запах влажного гнилого поролона... Маскирующая тошноту улыбка обещала многое...

Все произошло вечером, после отбоя. В комнате Галиной подруги и коллеги, Риточки Мигуновой. Комната располагалась удобно, в стоявшем на отшибе коттедже для вожатых. Штатов, как всегда, не хватало. Остальные комнаты коттеджа пустовали.

Она погасила свет, оставив лишь слабый ночник. Побоялась, что не сможет совладать с лицом. Но руки, которыми Галя ласкала и раздевала Олега, не дрожали...

Мальчик, когда она привязала его к креслу, широко разведя ему ноги, не сопротивлялся. Подумал — очередная игра, а может, решил, что сейчас произойдет главное, или... Впрочем, Галина Андреевна не интересовалась его мыслями.

Она включила свет, вскоре в комнату вошла Риточка, разделась. И они занялись любовью. На глазах у связанного паренька.

Потом, когда все у них закончилось, обнаженная Галя подошла к креслу, подхватив по дороге со стола увесистую линейку. И с размаху ударила по вздыбленной плоти Олежки. По самому кончику. Мальчик взвыл. Она улыбнулась — настоящей своей, не отрепетированной у зеркала улыбкой, — и ударила еще раз...

— Прекрати! — вмешалась Риточка. У нее причин для ненависти к мальчикам-подросткам не имелось. Просто с девушками ей было интереснее...

Рита подошла, опустилась на колени у кресла. Поцеловала Олегу пострадавшее место — долго, взасос. И сказала, поглаживая его бедро:

— Приходи завтра. Посмотришь. Будет, что вспомнить, когда перед сном станешь гонять шкурку...

Он пришел.

Такие мальчики были у них каждую смену. Потом у Гали появилась новая идея... У мальчишек из старших отрядов она пользовалась немалым успехом, Риточка тоже — и в ближайший вечер у их секс-игрищ оказалось уже два зрителя. Парнишки сидели, изнывая, сходя с ума от желания. Один вечер, другой... На третий раз им более чем настоятельно предложили заняться взаимным удовлетворением. Именно для этого Галя выпросила у завхоза старый, протертый и продавленный многими поколениями пионеров матрас. И ненадолго выставила его под дождь...

...Худенький рыжеволосый мальчишка, лежавший лицом вниз на матрасе, вскрикнул, когда на него сверху навалился перевозбужденный приятель... Галочка улыбалась. Теперь запах гнилого поролона ласкал ей ноздри...