– Весело у вас. Не боишься, что смех и запах жареного приведут бренненский патруль?

– Ты бывалый витязь, Аксен, это видно сразу, – улыбнулся Алистер. – Но и нас не считай за сопляков. Трое моих ребят следят за поисковиками Радного. Теперь их так уже не назовёшь, но всё же. Если они приблизятся к лагерю ближе чем на две версты – их отведут. Не впервой. Эйкен три года прожил с эльфами и многому у них научился, да и Гант с ними.

– Хорошо, – зевнул Аксен. – Я на боковую. Присмотри за малышкой, ага.

– Конечно, теперь она под нашей защитой. Ты пока на правах военнопленного, ну, с небольшими вольностями, конечно.

– Ты не сказал, что ваш Голова – Грундиган.

– Не сказал?! – вскинул брови Алистер. – Да, не сказал. Но для тебя это дела не меняет.

– Э, Серебряный! – окликнули вдруг Аксена.

Аксен сдвинул брови, повернулся и уже хотел прорычать надоевшее: «Не называй меня так», но, увидев говорящего, осёкся. Вольный, не подавший ему руки при встрече, откинув капюшон, смотрел на него полным ненависти взглядом. Теперь Аксен разглядел, что у этого человека отсутствовали все волосы на лице, кожа, безусловно, была сильно обожжена, вместо носа зияла чёрная дыра, а губы были тёмно-бурого цвета и перекошены так, что постоянно оголяли зубы.

– Був на Северном хребти? – бросил обожжённый. Говор выдавал в нём уроженца княжества Черестин.

– Я не участвовал в Плавящемся Снегу, если ты об этом, – нахмурил лоб Аксен.

В лагере повисла тишина: смех прекратился, разговоры стихли.

– Ваших послухать, так нихто не був! Будто и не було битви вовсе, а я зараз такий гарный уродился!

– Василь, ты пьян. Сядь, прошу, – обратился к обожжённому Алистер, но тот не слушал.

– Государевы стратеги, абламали тоди о нас свои зубы и удумали захристо спалить нас яким-то алхимическим гивном! То делает всих захисников Империи трусами и бесчистними убивцами. Ты, Серебряный, ты теж трус и не знаешь слово «чисть».

Аксен обвёл взглядом сидящих и подошёл к стрелку, тот встал ему на встречу.

– Я повторяю, в побоище Плавящийся Снег я задействован не был. А что до чести… Набеги Вольных за провизией на северные нищие деревушки ты называешь честью? Ты когда-нибудь вытаскивал из петли мать пятерых детей, у которой ваши Вольные выгребли последнее из амбара? Честью ты называешь мешки с чумным зерном, подброшенные в форпост Маленбрука в Феараре? Я видел, как вы вешаете солдат на их же кишках. Как вы, словно поганая тать в ночи, режете горла часовым. В городке Кислик стояла лагерем дружина мальчишек-рекрутов. Пацанам не было и шестнадцати. Вольные ночью перерезали тридцать душ. В этих бойнях нет чести. В Плавящемся Снегу не было чести. Но это война! А война – это болото! В болоте мало чести, и лишь от тебя зависит, насколько чистым ты выберешься из него. У тебя есть выбор: или поддаться ненависти и истреблять врага любой ценой, или хотя бы попытаться остаться человеком.

– Хирня! – оскалился в ответ Василь. – Коли называешь кого ворогом, то не важно, як ти его вибшэш! Законы чисти на вийне не деють. От вас научилися! И кстати, задумь с чумным зерном була моя, и я горжусь, що вона стоила Империи пятидесяти душ!

– А ну сел! – рявкнул Алистер.

Василь сплюнул под ноги Аксену и, скрыв лицо капюшоном, сел обратно на бревно. Аксен услышал громкий всхлип за спиной и, оглянувшись, увидел Эйрин. Она тихонько плакала, спрятав лицо в ладони. Он подошёл к ней и крепко обнял.

– Перестань, малышка, – тихо проговорил Аксен. – В этом мире не хватит слёз оплакивать каждого.

– Мне его так жалко, – произнесла сквозь слёзы Эйрин. – Почему он такой злой?

«Она плачет не из-за ужасов, которые ей тут нарассказали, а из-за этого Василя?!» – подивился Аксен.

– Я думаю, это из-за того, что с ним произошло что-то очень плохое, – попытался закончить как можно быстрее этот разговор Аксен. – Он обижен и оттого злится.

– А ещё он ранен, – вытерла слёзы Эйрин. – Я ему помогу! Я вылечу ему лицо, и он больше не будет таким злым!

– Эмм… – не нашёлся что сказать Аксен. – Послушай, давай отложим это до приезда в большой лагерь, ага? Сейчас его лучше оставить одного.

– Хорошо. Но потом я ему обязательно помогу! – Эйрин решительно кивнула головой, улыбка вновь вернулась на её личико.

Аксен оставил маленькую знахарку на попечение Алистера и Гриша, забрался в палатку и без сил повалился на мягкую подстилку из местных трав и мха. До его слуха донеслись слова Алистера – он назначил двух стрелков этой ночью сторожить Аскена и приглядывать за Василём.

«Правильно, парень! Таким рожам, как у нас с этим, доверять не стоит. Хороший из тебя командир», – подумал Аксен. Обозлённый на весь мир, обожжённый Вольный его мало волновал, в отличие от Милана Грундигана. А по всему выходило, что Грундиган, герой Эделии, дважды награждённый Серебряным Поясом за заслуги перед Государством, – жив и теперь возглавляет мятежников.

Аксен закрыл глаза, и перед ним, как наяву, возникла перекошенная физиономия испускающего дух Радного. Амулет, отданный ему маленькой знахаркой, чуть потеплел, и кошмарный образ вмиг исчез, отдавая Аксена в мирные объятия сна.

Старый враг

Он проспал весь вечер и всю ночь. Проснувшись на рассвете, Аксен принялся обдумывать всё, что случилось с ним за эти сутки, гадал о судьбе своих соратников и слушал вернувшихся следопытов. Из их разговора он понял, что бренненские солдаты искали их недолго и ещё до вечера свернули поиски.

Среди людских голосов он расслышал грубую речь орка: рокочущий говор его народа ни с чем нельзя было спутать. В памяти Аксена на удивление ярко вспыхнули сцены далёкой войны: затрубили рога, призывающие дружины на бой, пахнуло горелой плотью. Отгоняя жуткие воспоминания, он вышел из палатки.

Алистер выслушивал доклад разведчиков, остальные разбирали лагерь и набивали походным скарбом мешки. Эйрин болтала ногами на пеньке и, не таясь, таращилась на серокожего островитянина. Огромный, покрытый ритуальными татуировками орк задумчиво сидел на корточках и теребил волчий клык, служивший ему нашейным амулетом. Он что-то рычал себе под нос и казался очень уставшим и встревоженным. Увидев Аксена, он медленно встал, расправил плечи и, подойдя вплотную, наклонился и шумно вдохнул воздух:

– От тебя разит горелой плотью моего народа, – прорычал орк. – Что тебе здесь нужно, детоубийца?!

Аксен поморщился: в нос ударил умноженный потом, присущий всему орочьему народу запах горькой полыни. Он смерил взглядом возвышающегося над ним на два локтя