Еды было достаточно много: стейки из мяса бизонов, тушеные зайцы, консервированные овощи и фрукты, – а вот с водой плохо. Во время дождей и гроз влагу для питья собирали буквально в шляпы. Поблизости бродили медведи и койоты, по ночам в палатки забирались крысы и саламандры. Но для Марша никакие трудности не могли приглушить восторг от находок. Помимо динозавров его команда обнаружила останки мастодонтов, доисторических верблюдов и носорогов, а также несколько различных видов вымерших лошадей.

Когда экспедиция оказалась в штате Юта, сам Бригам Янг подробно расспрашивал Марша про останки лошадей. Натуралист был удивлен таким интересом, но Янг все объяснил. Согласно теологии мормонов, родина лошадей – Америка, а не Евразия, и он искал подтверждение. В те времена ни один натуралист не поддерживал эту идею, но работа Марша доказала, что Янг был прав (йельская студенческая молодежь гораздо больше заинтересовалась двадцатью двумя дочерьми Янга, с которыми они флиртовали в ложе местного театра).

К декабрю, когда завершалась экспедиция, Марш отправил в Йель целые вагоны, полные ископаемых останков. Но самую выдающуюся находку он сделал буквально в последние часы полевых работ в Канзасе. Убирая какие-то камни с тропы, он обратил внимание на половинку кости, лежащей на земле. Она была шести футов в длину и полая, как толстая соломинка для коктейля. Он определил ее как часть кисти, примерно как фрагмент мизинца. Но какому виду она принадлежала, он не знал.

Увы, день подходил к концу, и у Марша не было времени искать вторую половинку этой кости. Все, что он успел, – процарапать крест на ближайшей скале, отметить место, чтобы вернуться сюда на следующий сезон.

Марш всю зиму размышлял над фрагментом. Основываясь на характерной форме, он пришел к выводу, что кость принадлежит птеродактилю. Единственная проблема состояла в том, что у всех известных к тому времени птеродактилей был относительно небольшой размах крыльев, как у ястреба или даже меньше. Если кость действительно соответствует мизинцу, то этот зверь должен быть голиафом с размахом крыльев как минимум двадцать футов – «драконом», как говорил Марш.

Такое открытие должно было принести ему славу – если окажется, что он прав насчет размеров дракона. Но что, если другая «половина» кости окажется намного меньше или эта кость не имеет отношения к мизинцу? Марш забыл об осторожности и в нехарактерной для себя манере отправил статью в печать. Несколько месяцев он провел в беспокойстве. Не обернется ли его спешка очередным прикреплением головы к хвосту, дубинкой, которой не преминет воспользоваться Коуп?

Новую весеннюю экспедицию Марш начал с Канзаса. Как только были поставлены палатки, он поспешил к помеченной крестом скале. Через несколько минут он нашел вкрапленную в скалу вторую половину кости, а также несколько других костей крыльев. Дракон действительно оказался таким большим, как Марш себе представлял. Это была эпохальная находка такого масштаба, что все палеонтологи мира могли позеленеть от зависти.

Больше всех позеленел Коуп. В то время как его соперник, используя наследство дядюшки, совершал сенсационные открытия на Западе, Коуп вынужден был торчать в Нью-Джерси, едва сводя концы с концами. Что особенно досадно, у отца Коупа денег было предостаточно. Тот просто не хотел, чтобы сын тратил их на поиски костей; он все еще надеялся, что сын станет благородным фермером. Наконец, через несколько лет уговоров, Коуп заставил отца продать участок земли, который предназначался ему в наследие. И очень вовремя: вскоре после продажи Марш опубликовал ряд статей о новых находках, что вызвало у Коупа приступ жгучей ревности.

Помимо самих открытий, Коуп был категорически против пагубного, по его мнению, влияния Марша на изучение динозавров в целом. Не стоит углубляться в психоанализ, но Коуп по непонятной причине представлял динозавров похожими на себя – быстрыми, шустрыми, стремительными. Марш, напротив, создавал их образ по своему подобию – медлительными, основательными животными, передвигающимися тяжело, создавая много шума. Оба ученых отвергали представления друг друга как абсурдные, но внезапная известность Марша дала ему больше оснований утверждать свои взгляды в палеонтологии. На вырученные от продажи земли деньги Коуп в сентябре 1871 года снарядил собственную экспедицию за ископаемыми на Дикий Запад. Ахилл скоро встретится с Аяксом на поле битвы.

Естественно, до Марша дошел слух об экспедиции Коупа. Учитывая, как сам Марш напросился без приглашения посетить карьеры в Нью-Джерси, для него было верхом неприличия возражать против поездки Коупа на Запад – особенно притом, насколько обширны эти территории. Но он провел соответствующую подготовку. Среди своих армейских знакомых он распространил слух о ненадежности вторгающегося на чужие территории деятеля, и, когда Коуп прибыл на фронтир, многие солдаты и скауты в фортах встречали его весьма прохладно. В одном форте ему предоставили для ночлега сенной сарай. Коуп игнорировал столь пренебрежительное отношение и двигался дальше.

Атмосфера экспедиции Коупа сильно отличалась от той, что была у Марша. Марш любил охоту и по пути стрелял при первом удобном случае. Пацифист Коуп даже отказывался носить револьвер и с большой неохотой согласился на сопровождение пяти солдат. Марш наслаждался полевой жизнью и был наравне со всеми. Коуп чопорно каждый вечер перед костром зачитывал куски из Библии, не обращая внимания на смешки, круглые глаза и нарочитую отрыжку своих спутников. И Марш, и Коуп с высоты своего положения читали лекции про геологические формации, но Коуп еще обращал внимание и на полевые цветочки. Он писал трогательные письма своей дочери Джулии, украшая их квакерской риторикой, а однажды распорядился заспиртовать убитую гремучую змею и привез домой в подарок.

В последующие годы Коуп с командой провел несколько экспедиций. Им пришлось с лихвой хлебнуть трудностей. Они попадали в торнадо и зыбучие пески; им встречались водоемы с настолько щелочной (или просто грязной) водой, что желудки мгновенно опорожнялись; пылевые бури такой силы, что кожа потом зудела по несколько дней; полчища агрессивных насекомых, от которых спасались, намазывая себя свиным салом, чтобы не быть съеденными заживо. Впрочем, Коупа, как и Марша, никакие трудности не могли отвлечь от своего главного дела. Однажды он за два дня нашел окаменелости десятка неизвестных видов животных, а в целом открыл дюжины исчезнувших видов – куниц и мастодонтов, рыб и гигантских черепах. Но самое главное – он раскопал птеродактиля еще крупнее, чем дракон Марша, и получил возможность по праву этим гордиться. Конечно, работа давалась нелегко. Коуп целыми днями размышлял о доисторических животных. Потом они посещали его в фантасмагорических снах. Это были жуткие ощущения. «Каждое животное, следы которого мы находили днем, – вспоминал один из его спутников, – приходило к нему ночью, подбрасывало, пинало его, топтало ногами. Когда