на оплату, воровал идеи и никогда не давал подчиненным ни малейшей самостоятельности. Однажды Коуп уже пытался воспользоваться этим недовольством. Он приехал в Нью-Хейвен на футбольный матч между Принстоном и Йелем, где встречался с сотрудниками Марша, чтобы втайне спровоцировать бунт. Замысел провалился (сотрудникам Коуп тоже не нравился), но Коуп тем не менее начал собирать слухи в письмах, которые хранил в правом нижнем ящике письменного стола. Он назвал эту пачку «Маршиана», а после того, как появилась угроза лишиться коллекции, решил разоблачить своего соперника перед всем миром.

Для этого он вышел на Уильяма Хоси Баллоу, бывшего сотрудника American Naturalist, ныне работавшего репортером в падкой на сенсации New York Herald. Коуп однажды назвал новое ископаемое в честь Баллоу, и тот, в свою очередь, стал боготворить Коупа. Однажды он даже заявил, что Коуп гораздо более великий человек, чем Чарлз Дарвин. Выслушав Коупа, Баллоу с готовностью согласился написать материал о коррупции, которой сопровождалась консолидация геологических экспедиций, и заодно облить грязью Марша.

Попирая и так невысокие стандарты журналистской этики тех времен, Баллоу, не сказав, что он репортер, побеседовал с несколькими бывшими сотрудниками Марша. Он представился ученым, который просто хотел поболтать о коллеге. Обман сработал, и фразы, которые он заполучил, оказались бесценными. Один бывший сотрудник сказал, что работа Марша – «самая поразительная коллекция ошибок и невежества ‹…› всех времен». Другой заявил, что вся история с геологическими изысканиями насквозь коррумпирована, как Таммани-холл. Третий сказал, что «не припомнит, когда [Марш] честно занимался научной работой хотя бы два дня подряд», и добавил, что «никто не слышал от него правды, если чего-то можно было добиться ложью».

Надо отдать должное Баллоу: перед тем как публиковать статью, он показал ее Маршу, чтобы у того была возможность отреагировать. Он также показал ее руководителю геологической экспедиции. Шеф геологов немедленно настрочил ответ, а Марш выбрал иной путь: он отправился в университет Пенсильвании, чтобы добиться отстранения Коупа от преподавательской деятельности и тем самым завершить его финансовый крах. Университет отказался, но Марш решил нанести двойной удар и начал копать компромат на его президента. По-видимому, тот был завязан в каком-то грязном шантаже, и Марш пригрозил, что выложит все в прессу, если он не согласится.

Несмотря на все махинации Марша, Баллоу 12 января 1890 года опубликовал свой материал. Один историк уместно заявил, что он демонстрирует «пренебрежение законами диффамации» и даже отсутствие «ограничений хорошего вкуса». Практически все, кого цитировали в статье, осудили публикацию – хотя и не опровергли того, что говорили о Марше (они возражали против нечестных методов работы Баллоу как журналиста). Баллоу и ухом не повел. Он без зазрения совести собрал реакции своих источников и смонтировал из них новый сенсационный материал. «Летят пух и перья, – прокомментировал он в послесловии. – Шикарная драка!» Отличная работа, если вы понимаете.

Опровержение Марша – холодное, четкое и грязное – появилось неделей позже. Он настаивал, что ему больно представлять Коупа таким образом, но соперник не оставил ему выбора. Обвинения Коупа, заявил он, старые, давно известные и насквозь лживые: «Дабы я вознамерился представить все имеющиеся у меня факты на эту тему [о вероломстве Коупа], то воскресная Herald со всеми ее приложениями воистину не смогла бы опубликовать и половины из оного». (Псевдобиблейский язык, вероятно, тоже подкоп под квакерские речи Коупа.) Самый подлый и язвительный выпад Марш сделал против утверждения, что он будто бы украл работу об эволюции лошади у русского ученого. «Ковалевский в итоге не вынес угрызений совести и закончил свою несчастную карьеру, вышибив себе мозги. Коуп все еще жив и не раскаялся». Завершил свои эскапады Марш очередным напоминанием всему миру о том, как двадцать лет назад Коуп водрузил голову плезиозавра на хвост.

В итоге статьи пошли во вред обоим. Вместо того чтобы уничтожить врага, Коуп наплодил себе новых, поскольку отныне ему уже никто не доверял. Марш выглядел мелочным и коварным в своих возражениях и вскоре потерял свой пост главного палеонтолога геологической экспедиции. В более широкой перспективе скандал высосал все соки из яростного противостояния. Маршу было около шестидесяти, и он чувствовал свой возраст. Коуп, которому не исполнилось и пятидесяти, был в гораздо худшем состоянии. Жена ушла от него из-за финансовых неурядиц, он спал один на раскладушке в своем доме. Компанию ему составляли только домашняя черепаха и ископаемые останки, навещающие его в ночных кошмарах. Затем у него началась болезнь почек, и он опрометчиво занялся самолечением, делая себе инъекции морфия, формалина (используется для консервации трупов) и белладонны (она же красавка, или сонная одурь). Домашние средства не помогли, и он скончался от почечной недостаточности в 1897 году. Как отметил один историк, «в итоге его убила невозможность удалить яд из организма».

Коуп хвастливо завещал свой мозг и череп коллеге, который изучал неврологические основы гениальности. Есть легенда, что это был своего рода посмертный вызов Маршу: таким образом он подначивал своего заклятого врага тоже завещать свое тело науке, чтобы окончательно определить, у кого размер мозга был больше. Так это или нет, неизвестно, но Марш не клюнул на удочку. Он скончался в 1899 году и был похоронен в Коннектикуте. После смерти у него осталось 186 долларов от наследства дядюшки. Все до последнего доллара он вложил в свои любимые ископаемые останки.

В одной из статей, опубликованных в Herald, некий геолог сказал про Коупа слова, которые в равной степени могут быть применимы к обоим ученым: «Если бы только он сумел осознать, что враг, который, как ему казалось, постоянно преследует его, как призрак, – это он сам».

Впрочем, при всех их демонах, вклад Коупа и Марша в историю естествознания трудно переоценить. В начале 1860-х годов ученым всего мира было известно около дюжины родов динозавров. Марш лично открыл девятнадцать родов и восемьдесят шесть видов. Коуп добавил еще двадцать шесть родов и пятьдесят шесть видов[33], а еще написал 1200 статей – невероятное количество! (Возможно, это рекорд для ученых; один список его публикаций занимает 145 страниц.) Марш занял первое место по количеству видов, но идеи Коупа о биологии динозавров оказались убедительнее, чем у соперника. Марш всегда представлял себе динозавров рептилиями, похожими на него самого, – медлительными и массивными. Эти представления господствовали на протяжении столетия. В наши дни ближе к истине кажутся идеи Коупа, который представлял динозавров быстрыми и подвижными, как он сам.

Более важно, что влияние Коупа и Марша на изменение нашего понимания жизни на Земле вполне сопоставимо с влиянием