я будил его, он сердечно благодарил меня и лежал в ожидании следующего нападения». Но Коуп, несмотря ни на что, на следующее утро упорно продолжал раскопки. Страсть – это страсть.

В целом Коуп отправил в Филадельфию несколько тонн ископаемых останков. А благодаря своему характеру зайца вскоре обскакал своего конкурента в плане официальных открытий. Марш тоже переправил тонны находок к себе в Йель, но даже притом, что его экспедиции на Запад начались раньше, шустрый Коуп зачастую опережал его, забрасывая научные журналы статьями и утверждая свой приоритет в открытии видов, которые Марш тоже нашел, но еще не успел описать. Коуп также умел мысленно представить неизвестный вид по фрагменту челюсти или отдельному позвонку. Только в 1872 году он настрочил пятьдесят шесть статей – больше одной в неделю.

Но Марш стал все сильнее подозревать, что Коуп в погоне за первенством полагается не только на скорость. До этого момента в их борьбе Марш был главным зачинщиком. Как в классической «защите замка», он первым начал. Но постепенно Марш все отчетливее понимал, что Коуп тоже ведет грязную игру.

Например, было несколько случаев, когда они практически одновременно находили новые виды. Читая затем статьи Коупа об открытии, Марш обратил внимание на некоторое несоответствие в датах. Придя к самому жесткому заключению, он обвинил Коупа в подтасовке времени находок с целью оформления приоритета (Коуп, запинаясь, признал ошибки, но свалил вину на своего секретаря и издателей). Примерно в то же время Марш получил от Коупа посылку с несколькими окаменелостями. В сопроводительном письме Коуп объяснил, что кости случайно «отделились» от груза, подготовленного Маршем к отправке на железнодорожной станции в Канзасе. По невероятной случайности эти кости отправили Коупу. Марш воспринял письмо как издевку и пришел в ярость – особенно потому, что Коуп так и не вернул наиболее ценные экземпляры из подготовленной им партии.

В ответ на все это Марш обратился во влиятельное Американское философское общество с просьбой осудить поведение Коупа, а также удалить его старые статьи из их фирменного журнала. Общество так далеко не пошло, но согласилось не печатать некоторые из его будущих статей. С учетом того, что общество находилось в Филадельфии, на «базе власти» Коупа, бойкот мог серьезно повредить его карьере. Он понял, что нет другого выхода, кроме как нейтрализовать угрозу. После того как в 1875 году умер отец Коупа, сыну досталось наследство в 250 000 долларов (6 миллионов на сегодняшний день). Среди всего прочего Коуп купил научный журнал The American Naturalist («Американский натуралист»). Это дало возможность публиковать свои статьи когда угодно и как угодно быстро, даже если им перекрывали путь в других местах. Как редактор, Коуп мог также сколько угодно поносить Марша. В одной статье, написанной бывшим ассистентом Марша, его назвали «гнусным демагогом» и поставили в вину «необычайную гибкость совести». В некрологе другому ассистенту Коуп обвинил Марша в беззастенчивой краже идей у своего подчиненного (обвинение, как мы увидим, не совсем голословное).

Не прошло много времени, как ситуация стала усугубляться. В середине 1870-х годов Коуп и особенно Марш, отчасти в стремлении охватить больше территорий на Западе, стали нанимать команды профессиональных охотников за ископаемыми. Неудивительно, что эти команды «экспертов по костям» разделяли пристрастия своих боссов, равно как и мошеннические повадки. Люди Коупа порой проникали в лагеря Марша под предлогом торговли продовольствием. Люди Марша тоже шпионили за командами Коупа и даже придумали специальные кодовые слова, которые использовали в донесениях боссу. Коуп у них был «Б. Джонс», удачная находка – «здоровье», а запрос на деньги – «патроны». Расположение мест раскопок держалось в такой тайне, что один из подростков, работавших у Коупа, отказался сообщать родителям, где провел все лето.

Вскоре некоторые рабочие стали перебегать из одного лагеря в другой, выдавая секреты за дополнительную плату. Другие сохраняли лояльность. Порой кто-нибудь забирался высоко в скалы и сбрасывал камни на «врагов», работавших внизу. Если находили какие-то метки (как крест, процарапанный Маршем), оставленные для того, чтобы вернуться и продолжить раскопки, «эксперты по костям» удаляли их, а потом приходили сами, чтобы извлечь окаменелости. Бывало, что разработанные раскопы заваливали щебнем или, как говорят, взрывали динамитом, чтобы пришедшим позже конкурентам ничего не досталось. Известен даже такой вопиющий случай: один из людей Марша, закрывая работу на одном из раскопов, раздавил ботинками мелкие остатки костей, превратив их в пыль – только для того, чтобы у людей Коупа потом не было шанса найти их. Напряженность была настолько сильна, что ссоры вспыхивали даже между людьми в одной команде. Один из руководителей партии Марша как-то выхватил пистолет и вызвал на дуэль равного себе по должности эксперта.

Постепенно эта война стала утомлять участников. Один из рабочих ушел пасти овец. Другой вернулся к преподаванию. Коллеги-ученые тоже начинали чувствовать отвращение. Джозеф Лейди, нашедший первого динозавра в Северной Америке, вообще перестал заниматься палеонтологией динозавров, сказав, что теперь это дело – не для благородного человека.

Надо признать, что, несмотря на некоторое количество раздавленных костей, палеонтология оказалась в выигрыше от этого соперничества. Участники экспедиций, зная о наличии конкурентов, работали более тщательно, охватывали больше территорий, чем если бы существовали сами по себе. В этот период были найдены останки некоторых знаковых динозавров – трицератопсов, стегозавров, бронтозавров[32] и пр. Марш и Коуп потратили огромные суммы на снаряжение экспедиций и обработку находок. На самом деле благодаря этим двум соперникам палеонтология стала одной из областей, в которых американская наука заметно опередила остальной мир. В отличие от физики, химии или биологии, самые важные исследования проводились не в Лондоне, Париже или Берлине, а у себя дома. Греховная наука тоже имеет свои плюсы.

Помимо палеонтологии в выигрыше оказались и другие области знаний. Чарлз Дарвин понимал, что его теория эволюции целиком и полностью зависит от ископаемых останков, и Коуп, и в особенности Марш обеспечили ему жизненно важную поддержку. Одна из ценнейших находок Марша – доисторические зубастые птицы – помогла подтвердить дискуссионную в то время версию о том, что современные птицы произошли от динозавров. Не менее важно и то, что Марш смог проследить эволюцию лошади на протяжении более 60 миллионов лет и на двадцати восьми образцах показал ее трансформацию от четырехпалого животного размером с лисицу до современных величественных коней с копытами. Когда «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли приехал к Маршу, чтобы расспросить его об эволюции лошади, он был потрясен. Никому еще не удавалось проследить происхождение современных животных от их древнейших видов. Не меньшее впечатление на Гексли произвело то, что Марш, отвечая на какой-то вопрос или просьбу