– Нет, откуда? Ну то есть шеф рассказал, что уехал на переговоры, оставил портсигар на столе, а дверь не запер и, когда вернулся, обнаружил пропажу и заявил в милицию.

– В полицию, – поправил он, утвердительно кивая то ли своей правоте, то ли каким-то мыслям. – И вам ничего не известно?

– Мне ничего не известно, потому что я была занята своей работой. – От тона холодной стервы избавиться не удавалось.

– Вы знали, что у вашего начальника есть такой портсигар и он часто оставляет его в своем кабинете?

– Нет, не знала. Александр Александрович только сегодня, буквально час назад, сообщил мне о краже, и тогда же я узнала, что у него была эта вещь.

– А почему Александр Александрович пошел с сообщением о краже именно к вам? – Блондин смотрел Наде прямо в глаза, и ей стало по-настоящему страшно.

– Я не знаю.

– Вы с ним близки?

– Мы с ним коллеги. И больше ничего! – Надя повысила голос, хотя знала, что это не придает веса ее словам, а наоборот. – Кто-то вам уже успел наговорить?

– Нет, я просто задаю обычные вопросы. – По тону следователя понять было ничего нельзя. Он опять что-то записывал в блокноте. – Расскажите, пожалуйста, как можно подробнее, как проходил ваш сегодняшний день.

– С момента приезда на работу? – зачем-то уточнила Надя.

– Да, разумеется.

– Я приехала, как обычно, без чего-то девять. Прошла в свой кабинет. Включила компьютер. Полила цветы. – Надя зачем-то показала на подоконник с орхидеями. – Потом прошла на кухню, приготовила кофе.

– Кого-то видели на кухне?

– Да, кого-то видела, но, честно говоря, уже не помню, кого. Там обычно несколько человек бывает, кто-то просто болтает, кто-то ест, кто-то варит кофе. Я не особенно замечаю.

Следователь непрерывно строчил в блокноте, и Надя нервничала: что из этого, что я ему рассказываю, вообще стоит записывать?

– Продолжайте, Надежда Юрьевна.

– Ну, собственно, и все. Потом я сидела в своем кабинете, занималась отчетами, пока не пришел Бабаев.

– Точно? Вы ничего не упускаете? – Следователь смотрел на нее очень спокойно и, как ей показалось, чуть ли не с жалостью.

– Нет.

– Странно. А вот ваш руководитель, Александр Александрович Бабаев, сообщил, что вы заходили к нему в кабинет во время его отсутствия. Ему сообщила секретарь на ресепшен, – он отлистал пару страниц в блокноте, – Наталья Набокова.

Надя резко набрала воздуха в легкие:

– Да, я действительно заходила к Бабаеву. Простите, пожалуйста. Просто его там не оказалось, и я сразу вернулась к себе. – Черт, надеюсь, этот Прохоров не заметил, как у нее земля ушла из-под ног.

– В какое время вы заходили в кабинет Бабаева? – быстро и жестко спросил он.

– Я не помню. Правда.

– Откуда вы знаете, что его там не было?

– Я подошла, постучала, мне никто не ответил, и я ушла.

– Вы входили в кабинет? – вопросы сыпались на Надю градом.

– Нет, конечно!

– Заглядывали?

– У нас принято сразу открывать дверь, сразу после стука. – Наде удалось немного успокоиться. – Я по стучала, открыла дверь, увидела, что в кабинете пусто, и сразу ушла.

– То есть внутрь вы не заходили? – теперь следователь говорил медленно, почти ласково.

– Нет, я не входила.

– Вы видели на столе портсигар? – Прохоров смотрел Наде прямо в глаза.

– Нет, не видела.

– Очень хорошо. – Он опять сделал пометку в блокноте. – Рассказывайте дальше.

– Дальше я вернулась к себе в кабинет и занялась работой. Потом зашел Бабаев и рассказал мне о краже. Все.

– Повторю свой вопрос: почему Бабаев решил сообщить о краже именно вам?

– Ну наверно, ему сказали, что я заходила, и он решил узнать зачем, – внезапно вспомнила Надя. – Да, так и было, он так и сказал.

– А кстати, зачем вы заходили? – Он быстро писал в блокноте, и Наде ужасно хотелось знать, что именно он там пишет.

– Ну у меня был рабочий вопрос, – начала Надя, но ее прервал стук в дверь.

– Мам, привет! – Лешка появился так неожиданно, что у Нади перехватило дыхание. – Ой, Павел Михайлович, вы уже здесь!

Следователь откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и с интересом оглядел своего практиканта и Надю.

– Павел Михайлович, знакомьтесь, это моя мама, Надежда Юрьевна. – Лешка встал рядом с матерью, которая поднялась из кресла.

– Мы уже познакомились. И даже успели побеседовать. – Следователь теперь говорил непринужденно и весело, и от напряжения, которое витало в кабинете буквально минуту назад, не осталось и следа.

Прохоров встал:

– Надежда Юрьевна, спасибо за содержательную беседу. Не волнуйтесь, пожалуйста. В коридорах вашего офиса повсюду расположены камеры, видеозаписи с них хранятся, поэтому кража скоро будет раскрыта.

– Да, конечно, спасибо большое. – Надя старалась говорить таким же веселым, непринужденным голосом, но получалось у нее не так хорошо, как у Прохорова.

– Сейчас я с вами прощаюсь, но мы еще увидимся. – Надя могла поклясться, что следователь сказал не все, что хотел. Но улыбалась, несмотря на пронзительный холод, скользящий по позвоночнику.

– Да, спасибо. – За что я его благодарю? Какой-то ужас, что со мной такое. Надя взглянула на часы. Оказывается, уже почти пять. – Леша, ты со мной поедешь домой?

Сын напустил на себя значительный вид:

– Нет, мы с Павлом Михайловичем вернемся в отделение, у нас работа.

– Ну, всего доброго, – кивнула Надя. – Увидимся дома.

Прохоров, бросив прощальный взгляд на обстановку Надиного кабинета, вышел, Лешка коротко взмахнул рукой и выскочил за ним в коридор. Дверь закрылась. Надя осталась стоять у кресла.

Припарковавшись у дома, Надя еще некоторое время сидела в машине. Странно, она никогда не понимала людей, которые жаловались на апатию, а сейчас сама чувствовала себя так, будто из нее выкачали всю кровь. Все, что она строила, все, чем дорожила, сейчас повисло на тонкой нитке, и эта нитка вот-вот оборвется. Она украла вещь за три тысячи евро, а это значит реальный срок. Она украла у своего шефа, а это значит, что карьера кончена. Она не сможет выплатить долг Вадима, и ее семья останется без дома. Она скомпрометирует сына, и его будущей карьере юриста теперь не быть. Все, ради чего она жила, идет прахом. Если она не придумает, как выкрутиться.

Откинувшись на спинку сиденья, Надя невидящими глазами смотрела в постепенно скрывающийся в сумраке родной двор. Тюрьма? Ну что ж… А может, это и выход. Возможно, в этом будет какое-то облегчение – если все наконец узнают, какая она на самом деле, ей не придется больше притворяться. Она будет жить, как живут все там, куда порядочные люди обычно даже не заглядывают. Это другой мир, вонючий и страшный. Мир, который выбрал ее Лешка, как бы в наказание матери. Мир, в котором она никогда бы не оказалась, если бы ее мать ее не бросила наедине с бабушкой, наедине со всей этой жизнью, которая ей просто не по плечу… Надя зажмурилась от ощущения страшного полета в бездну, но не разрешила себе рыдать.