– Это не Тата Эскобара… – приходит мне в голову. – А «La Fiera»[85] Родригеса. Похоже, она управляет генералом!

По возвращении в Боготу меня застает звонок Хильберто, который приглашает посмотреть на быков в компании спортивных комментаторов из «Grupo Radial». Я отвечаю:

– Спасибо, но помните, я сажусь только в первых рядах, в конце площади, с бедняками. Особенно когда эксплуатируемая радиосетью какой-нибудь президентской семьи или банкира с сотнями аптек, работаю на ярмарке, как каторжная. Так как у меня совсем плохо со зрением, единственное место, откуда мне все видно и видно меня – за ограждением. Увидимся в воскресенье!

После корриды компания подвозит меня домой. Через несколько дней звонит Мириам де Родригес, спрашивая, что я делала на корриде с ее мужем. Я недовольно замечаю: это она должна спросить у владельца колумбийской «Grupo Radial», почему он послал спортивных комментаторов и издателя международного уровня освещать сезон корриды. И перед тем как положить трубку, даю ей подсказку:

– В следующий раз можете попросить взять вас с собой. Но не забудьте взять с собой микрофон. Тогда, может быть, поймете почему, когда Сильверио[86] выходит на арену, никто не променяет свое место в тени даже на трон!

Потом я задаюсь вопросом: почему еще больше не подколола эту ведьму, почему не сказала, что никогда в жизни не заинтересовалась бы ее мужем? Сдался он мне! Неужели он до сих пор не сказал ей, что я безумно люблю его конкурента, который намного богаче и, в отличие от него, удачно женился, который обожает меня и ждет не дождется возвращения из своего поместья, чтобы растаять в моих объятиях? Он станет президентом с послужным списком или диктатором без уголовного досье. Нравится ей это или нет, он единственный, истинный, бесспорный и всемогущий «кокаиновый король». Почему я не спросила ее, какой процент с рынка получает Хильберто, если в прошлом году у Пабло уже было восемьдесят процентов, а в этом он удваивает производство? Чтобы на радость мне она ответила: «У моего мужа восемьдесят процентов, как и у твоего любовника!»?

Успокоившись, я вспоминаю четырех влиятельных магнатов, их привилегированные умы, каменные сердца, неспособность проявлять сочувствие и удивительную способность мстить. Потом, радостно улыбаясь, я вспоминаю Пабло, его талант убеждения, его смех, слабости, его ненависть, тайны и уроки… невероятную работоспособность, страсть, амбициозность, взгляд… способность к обольщению, его президентов…

Как бы они отреагировали, если бы знали, что Пабло Эскобар стремится занять пост президента? Если он уйдет из дела, кто из них станет его союзником? Кто соперником или врагом, кто представляет для Пабло смертельную опасность? Честно, думаю, – никто. Все уже знают, что он богаче, хитрее и храбрее… И на двадцать или двадцать пять лет моложе… В любом случае, Макиавелли сказал: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе».

И я продолжаю размышлять: тела женщин не просто проходят по рукам мужчин, ведь в конечном итоге мысли мужчин – дело рук женщин.

В 1984 году, после первых объятий, следует новость, обрушившаяся на меня, как сто галлонов ледяной воды. Пабло думает уйти из политики и хочет услышать мое мнение, сравнить его с тем, что говорит семья, компаньоны и, конечно же, его кандидат.

Я отвечаю: не нужно быть Эйнштейном, чтобы догадаться: все обеспокоены. Уговариваю его хоть раз в жизни послать их куда подальше и подумать о себе. Прошу не сдаваться перед министром Ларой, галанистами, правительством, общественным мнением или гринго и напомнить его семье, откуда берутся бриллианты и «Мерседесы», лодки и произведения Пикассо. Советую: вместо того чтобы решительно выступать против договора об экстрадиции и тратить миллионы на политиков, нужно начать проводить общественные работы в Боготе, такие же, как проект «Медельин без трущоб». Тогда популярность защитит его, он станет неприкосновенным и сможет подумать об уходе из бизнеса или о том, чтобы оставить его в руках верных и непробиваемых, как скала, компаньонов.

– Думаешь, в будущем твоя династия будет единственной в Колумбии, на которой висит два трупа, да? В тридцать четыре года ты уже заработал один или два миллиарда долларов, это и есть твое главное отличие! В стране, где голоса покупаются, ты не изобретаешь ничего нового – вместо сэндвичей ты просто расплачиваешься за свои нелегальные дела домами и спортивными площадками! Никак не возьму в толк: почему Белисарио Бетанкур назначил министром юстиции заклятого врага тех, кто финансировал большую часть президентских кампаний? Альфонсо Лопес никогда бы не поступил так глупо. Тебе совсем не нужен Сантофимио, и прекрати уже говорить ему «доктор». Такие, как мы, могут уважительно обращаться к Альваро Гомесу, но не к Альберто!

Пабло никогда не выходит из себя, никогда не жалуется, не прерывает меня, когда я на взводе. Он уже понял, я замолкаю и полностью успокаиваюсь, когда он обнимает меня, поэтому ведет себя со мной, как один из укротителей, шепчущих что-то на ухо лошадям, пока не усмирит их. Пабло делает это с тех пор, как я призналась, что если в аду нас бы навечно склеили суперклеем, я бы ни на секунду не заскучала, чувствуя себя, как на седьмом небе. Он отвечает, что это самое идеальное признание в любви за все время. Этой ночью Пабло признается: они с кандидатом уже договорились официально объявить о прекращении сотрудничества, которое будет продолжаться втайне. Сейчас больше, чем когда-либо, дар убеждения, которым обладает Сантофимио в отношении остальных участников Конгресса, необходим «профсоюзу» Эскобара, чтобы «потопить» договор об экстрадиции. Пабло объясняет: есть еще одна рациональная причина, по которой он принял решение пока оставить политику профессионалам. Путь в Норманс-Кей, контролируемый Карлосом Ледером, становится серьезной проблемой и долго не протянет. Его партнер стал наркоманом с манией величия, он вызывает беспокойство правительства Линдена Пиндлинга[87] на Багамах.

– Я уже связался с «сандинистами»[88], им очень нужны деньги, и они дают мне карт-бланш на то, чтобы Никарагуа стала перевалочным пунктом на пути товара в Майами. Через пару недель мы вместе с тобой поедем в Манагуа и впервые опробуем один из моих паспортов. Хочу, чтобы ты познакомилась с «Советом сандинистов» и высказала свое мнение. Ты была права во всем, что говорила, но тебе должно быть известно: для меня важнее – мой бизнес, а потом уже политика. Я буду продолжать получать с него прибыль до тех пор, пока уже будет физически невозможно выжать больше. Тогда я смогу подумать о том, чтобы уйти на покой, возвратиться в Конгресс, когда пройдет вся эта шумиха. Увидишь, за шесть месяцев ситуация начнет потихоньку налаживаться.