Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что ты, глупая. Как я тебя брошу? Вот придумала… – он попробовал улыбнуться, но у него не получилось.
В принципе, мать была недалеко от истины… Жить ему совсем не хотелось. К старой муке прибавилась другая, острая, как лезвие отточенного ножа. Он стоял и представлял себе, как Пашка целует Таню, ласкает ее, а она отвечает ему… Ну хоть бы кто незнакомый, а так – яркая картинка перед глазами. Господи, неужели и эту муку придется вынести?
А если взять, пойти и все рассказать ей – прямо сейчас? Но в голове звучал голос Махмуда: «Если дэнег у тебя нет, может, дэвушк есть? Пусть нам отработает». Нет, опасность не прошла, неизвестно, чем все закончится… Да и что он теперь ей предложит – жить с парализованной старухой, без средств к существованию? Хорош жених – нищий бомж. Не, что и говорить, Пашка ей подходит, дураку понятно, у них будет нормальная жизнь. «Татьяна и Павел». Его Таня… А что же теперь станет с его собственной жизнью? Что хорошего может быть впереди?
– Костенька, послушай, ты еще найдешь себе замечательную жену, – мама как будто слышала его мысли, – знаешь, как батюшка говорит при венчании? Будьте вместе – в болезни и здравии, в богатстве и бедности, в горе и радости. Найдешь такую, которая будет с тобой всегда, я уверена.
– Нет, мать, никого я не буду принуждать жить со мной в бедности и в горе. И жениться не буду. Нам с тобой и так замечательно. Ты только дай мне побыть одному, ладно? Ну, не могу я сейчас…
* * *
Расставшись с Ларисой Дмитриевной, Таня подумала: «А и правда! Что я теперь, всю жизнь буду сидеть, слезы лить! Возьму и выйду замуж». За кого – даже думать не надо. Человек, который будет счастлив на ней жениться, живет в том же подъезде. Хотя, может, Пашка теперь и разговаривать не захочет… После Нового года он ни разу не зашел к ним. Ну, это мы сейчас выясним. Сегодня воскресенье, наверное, Павлик дома.
Еще разгневанная после разговора с Костиной мамой, Таня взлетела по ступенькам на шестой этаж. Позвонила, не раздумывая, что скажет. Ей повезло, Паша действительно оказался дома и сам открыл дверь. На секунду он растерялся, потом обрадовался:
– Танюша! Заходи!
– Нет, давай, ты выйдешь. Есть разговор.
Пашка быстро кивнул, и через минуту они уже шли куда-то по улице. Задор у Тани быстро пропал, и ей стало совестно. Павлик симпатичный, добрый, хороший… За что же его-то…
– Знаешь, прости. Я зря тебя позвала, – проговорила она и виновато посмотрела ему в глаза.
– Но позвала ведь, – тихо ответил Паша.
– Я просто эгоистка.
– Тебе снова нужна помощь? Значит, еще считаешь меня другом.
– Ладно, Паш, давай на чистоту. Лебедев меня бросил, нашел другую, – Таня отвернулась, но сделала усилие и продолжала, презрительно усмехаясь, – а сегодня я вдруг решила отомстить ему и выйти замуж. Вот тебя выбрала… Смешно, да? Прости меня, ладно? Женщины – такие гадины… Особенно когда им насолят.
Но в его глазах уже засветилась надежда.
– Этот козел тебя бросил? Вот урод… Танюш, да забудь ты о нем, как о страшном сне. Говоришь – меня выбрала? Я – двумя руками «за», назначай дату.
– Да ты не понял, что ли? – изумилась Таня. – Я же от злости… из мести. На хрена тебе такое счастье?
– Танюша… я тебя с детства люблю, ты знаешь. Потом тебя еще кто-нибудь уведет. Я не отпущу тебя больше.
– Ну… мы же с тобой не встречались совсем…
– Так давай начнем! Ты не пожалеешь, поверь мне! Увидишь, что значит, когда тебя по-настоящему любят… а не добиваются из спортивного интереса. Да все, кроме тебя, видят, что мы созданы друг для друга!
«А почему бы и нет? – подумала Таня, – лучше мужа не найти, он мне нравится, симпатичный и уж точно не бросит. Пусть Лебедев знает, что я недолго проплакала».
Она медленно кивнула головой. И только тогда Пашка выдохнул, облегченно и счастливо.
На другой же день они пошли в ЗАГС и подали заявление. Надо было три месяца ждать, но Павлик подсуетился, заплатил немаленькие деньги, их вставили вместо кого-то, и назначенная дата замерцала совсем близко – меньше, чем через три недели.
Если брат с женой и удивились, то не подали виду. Сережа был совершенно счастлив, чуть ли не так же, как Павлик. Танины родители тоже. Павел снова не выходил из их дома. Сережа не обижался на друга за то, что тот остался работать у Вовки. Он и сам, положа руку на сердце, жалел о своем уходе. Нет, Вовка, конечно, гнида, но его дивиденды были в три раза больше зарплаты в конторе, куда устроился Сергей, да и до слез жалко вложенных денег.
Как Лебедев выкрутился, он старался не думать. Тем более Маринка рассказывала, что Костя продал квартиру, заключив супервыгодную сделку и получив каким-то образом почти такую же «двушку». Одним словом, жучара этот Лебедев большой.
У Павлика возникла проблема со своими родителями, но он поделился ею только с Катей, а Таня ни о чем не подозревала. Дело в том, что тогда, после Нового Года, он сглупил, от отчаяния проговорившись обо всем матери, и теперь та была настроена против Татьяны. В принципе, мать совершенно четко просекла ситуацию. К тому же подозрительно – к чему такая спешка? Но всегда послушный Павлик вдруг проявил категоричность, напугав мать страшным скандалом, и теперь она, скрепя сердцем, старалась сердечно улыбаться будущей невестке.
Все происходило слишком быстро и сначала казалось некой игрой «в замужество», Таня не успевала осознать реальность происходящего. Списки гостей, приглашения, составленное меню… Пашины родители купили кольца. А они с Катей несколько дней подряд пробегали по магазинам, пытаясь найти приличное платье, времени-то практически не оставалось. Брать на прокат чужое не хотелось, а то, что предлагалось – или было неприемлемо страшным, или стоило бешеных денег. Наконец нашли компромиссный вариант, и платье заняло свое место в шкафу, пугая Таню всякий раз, как она открывала дверцу.
А Паша проявлял внимание, как законный жених. И, надо сказать, ей не было это противно – Паша был ласковым, очень нежным и никогда не перебарщивал, тонко чувствуя Танино настроение. Но всякий раз, целуясь с ним, она невольно, отчаянно ругая себя, закрывала глаза и вспоминала, как целовал ее Костя. И, разумеется, сравнивала, постоянно сравнивала. И тогда ей хотелось вырваться и убежать. Нельзя, говорила она себе, если ты сейчас не выйдешь замуж, то не сможешь никогда. Лучше Павла все равно никого не будет, да и поздно что-то менять.
Почему-то нервировали телефонные звонки. Сережка говорил, что в Москве ужасная связь. Кто-то регулярно ошибался номером или молчал в трубку. Таня внушила себе, что это Костя, и сама ненавидела себя за подобную глупость. Зачем ему звонить? Не надо быть идиоткой!
И еще – изводили головные боли, проходящие только после приема «тройчатки». Но через день боль снова сдавливала виски, не давая ничего соображать, заставляя двигаться, как сомнамбула.
За пару дней до свадьбы они с Пашей остались дома одни. Она подозревала, что романтический вечер подстроили. Сережка с Катей отправились в театр. «Я сто лет нигде не была, сижу, как проклятая!» – заявила Катя, а Машку забрали к себе бабушка с дедушкой.