Но час за часом дорога стелилась под копыта лошадям, а Илин больше ни разу даже не обернулась. Она лишь задавала ритм, то замедляя своего коня, то вновь пуская рысью. Айне казалось, что ее жеребец мог бы шагать намного быстрее и не устать при этом... но вот их собственная кобыла не отличалась такой хорошей статью, и равняться приходилось на нее. Сама Айна тоже была наездницей так себе – быстро отбила себе весь зад. Она знала, что нужно приноравливаться к ходу лошади, но получалось у нее это через раз. Вот уж где впору было затосковать по простой удобной телеге брата Юса... Зато Лиан держался в седле так, словно в нем родился. Да... видать, права была мать Лаэта, когда говорила, что этот мальчик – не простых кровей.

На прощанье старая монахиня крепко обняла Айну и еще раз велела беречь себя и Лиана. Сказала она что-то и Илин, но слов было не расслышать. На самого Лиана она едва взглянула и лишь осенила охранным знаком. Тот сделала вид, будто ничего не заметил и первым залез в седло, подав Айне руку. Именно он теперь правил кобылой, намеренно оставляя ее чуть в позади от жеребца Илин, а Айна держалась за него, чтобы не свалиться.

Долгое время они ехали молча, пока Айна не решила, что хватит с нее двух молчаливых мрачных спутников. Сначала тихо, а потом и чуть погромче она начала напевать себе под нос любимую отцову песню про дорогу. Пивовар Эст всегда вспоминал ее, когда они вместе выбирались в город...

Едва песня кончилась, Лиан обернулся и посмотрел на Айну своими пронзительными синими глазами.

– Спой еще, – не то попросил, не то потребовал он.

Айна улыбнулась и обняла его крепче. Волосы Лиана щекотали ей лицо, и от этого почему-то было тепло в груди и радостно.

– И спою, – сказала она. – Дай только припомнить хорошую песню.

– А ты знаешь про рыцаря, который заблудился в лесу? – лукаво спросил Лиан. По тому как округлилась его щека, Айна поняла, что он тоже улыбается, и пожалела, что не видит его лица. Лиан так редко улыбался...

– Знаю, конечно. Кто ж ее не знает... – песня была потешная, рыцарь в ней вел себя до того нелепо, что никак нельзя было не рассмеяться. Именно поэтому Айна решила, что петь ее не будет. Ясно же, для кого Лиан хотел исполнить эти едкие куплеты. – Давай лучше спою другую, красивую.

Лиан хмыкнул, но спорить не стал.

Так они и ехали следующие пять дней. Айна пела, не стыдясь своего слабого голоса, Лиан подпевал ей порой, а иногда просто подсвистывал. На ночь Илин отыскивала для них постоялый двор, где брали не слишком дорого и кормили пристойной едой. За всю дорогу она удостоила своих спутников едва ли десятком фраз, и всегда это были команды, не предполагающие возражений.

Время от времени Айна принималась гадать, кто эта молодая женщина с глазами холодными, как лезвие клинка, отчего она готова поспешить на зов старой настоятельницы и выполнять работу, которая явно ей не мила... Но гораздо чаще она думала о своей собственной судьбе.

Золотая Гавань приближалась, а вместе с тем – и время, когда долгая дорога упрется в ворота Красной башни, которая наверняка разлучит их с Лианом. Рядом с Илин она не смела говорить об этом – знала, что Лиан только рассердится и замкнется, боясь хоть единым словом выдать свои намерения. Даже поздно вечером, когда они засыпали, обнявшись, на одной лежанке в общей комнате постоялого двора, Лиан ни словом не поминал свою цель путешествия и не заговаривал с Айной ни о чем, что было бы серьезней минувшего ужина.

И когда к обеду шестого дня на горизонте показались шпили Золотой Гавани, Айна не знала, то ли радоваться, то ли плакать. Где-то там, в замке над морем жил Риндон Берг, и не думать о нем она не могла. Где-то там стояла Красная башня, и о ней она старалась не думать вовсе. В душе у Айны разливалась тоска, когда она пыталась осмыслить тот факт, что эта обитель мудрости вот-вот отберет у нее самого близкого человека.

8

– Матушка Лаэта велела мне отвести вас к одному человеку... – Илин заговорила на вершине холма, на который взбегал Главные тракт, прежде чем стремительно спуститься к городу. – Я займусь его поисками завтра, а у вас будет время отдохнуть и прийти в себя. Надеюсь, вам хватит ума не наделать глупостей.

Ответом ей было молчание. Но, кажется, Илин и не ожидала иного. Она спешилась и с помощью крепкой веревки привязала уздцы кобылы к седлу своего коня. Айна на это и внимания не обратила – она смотрела на Золотую Гавань, и вид с холма открывался такой, что в голове не оставалось ни единого слова. На закате все шпили и купола города сияли нежным светом, и казалось, небо рассыпалось по земле мириадами драгоценных осколков.

А за городом до самого горизонта распахивалось море – синее, розовое, золотое. Бескрайнее и непостижимое. В жизни своей Айна не видела ничего прекрасней и величественней.

Наверное, у нее было слишком ошарашенный вид, потому что Илин вдруг усмехнулась и впервые позволила себе реплику не по делу:

– Красиво, да... Повезло вам увидеть Золотую в час, когда она и в самом деле золотая.

Еще пару минут она позволила полюбоваться видом на город, а потом решительно пришпорила своего коня.

В город въезжали в сумерках, но на улицах ярко светили бесчисленные фонари, и посему Айна могла как следует рассмотреть его размах и величие. Поначалу, конечно, улицы были попроще, но чем дальше от окраины, тем выше становились дома и богаче их украшения. Айна только успевала крутить головой во все стороны и несколько раз все же ловила себя на том, что едет с открытым ртом.

Столица была огромна. Она гудела тысячами голосов, а уж разных звуков и вовсе было без счету. Что-то звенело, стучало, падало, цокали копыта, гремели колеса, скрипели ставни и двери, а потом подал голос огромный гулкий колокол, и ему стали вторить множество других колоколов поменьше. И никто из жителей города этого даже не заметил – все занимались своими делами: куда-то шли, зазывали таверны, вели беседы... В одном месте Айна увидела драку, а в другом – погребальную процессию. Воздух был таким плотным и густым, что голова шла кругом. За минувшие недели Айна успела отвыкнуть от городской вони... Впрочем, Золотая Гавань пахла совсем иначе, чем Ройн – сквозь ароматы нечистот, жареной еды и печного дыма пробивался еще один запах, незнакомый и волнующий.

«Море, – догадалась Айна. – Это запах моря...»

Ей невыносимо захотелось соскочить с кобылы и прямо сейчас побежать в сторону неохватной воды. Но, конечно же, она этого не сделала – слишком велика была усталось и слишком ясно звучал голос разума, велевший спокойно следовать за Илин.

В какой-то момент дома вдоль улиц снова стали попроще, а запах моря сильней, и Айна поняла, что Илин сама ведет их в сторону причалов. Очевидно, в этом части города брали меньшую плату за ночь на постоялом дворе. Оно и понятно – в порту всегда полно желающих приклонить где-то голову, и далеко не всегда это состоятельные господа.

Когда она уже едва держалась в седле, Илин спешилась у ничем не примечательной двери, из-за которой даже не доносилось хмельных песен, и коротко постучала. Открыла им пожилая дородная тетка в скромном чепце и с половником в руке.