– Ну, он недавно работает над этой стройкой. – Охотно продолжил мужчина, явно имевший чувство симпатии к Максу. – Именно благодаря его компании строительство возобновилось, а то уж все решили, что дело останется незавершённым.

Грачев нетерпеливо замахал рукой, не имея желания выслушивать об этом.

– Ну, так вы не ответили по поводу вчерашнего.

– Я уже говорил, что вчера не работал. Сейчас позвоню сменщику.

И сторож достал из кармана замызганного жилета когда-то бывшего оранжевым, кнопочный телефон. Грачеву пришлось ждать долго. Коллеги переговаривались между собой обо всем, и лишь под конец благодаря напоминанию Грачева был задан важный вопрос.

– Он говорит, что вчера Макс действительно заходил на стройку. Он, стоя на пороге калитки, зачем-то попросил моего сменщика сходить и передать рабочим какие-то указания. Хотя он сам мог зайти и лично сказать кому надо. Тот послушался, и когда он вернулся на место, Того уже не было.

– Хм, а в каком часу это было?

– Говорит, что дело близилось к сумеркам. Да, как раз строители быстренько работали внутри, чтобы успеть внутренние работы…

Грачева озадачило, что Макс приехал сюда через несколько часов после пожара. Где он был до этого времени, а главное, Милена…

– Тогда я прошу вас не шуметь и не говорить, что я здесь. – Грачев перешёл на шёпот, в душе опасаясь, что Макс видит его, – я должен проверить помещения.

– Но Вы же не думаете, что там что-то или кто-то есть…

Грачеву была едва удержимая охота послать чересчур носатого сторожа на все четыре стороны, ибо пока они оба чешут языками, теряется напрасно время.

– Нет, я предпочитаю не просто думаю, а проверять то, о чём думаю.

И Грачев развернулся в сторону дома. Ему следовало не обращать внимания на вялый протест сторожа, рабочую суету и скверное предчувствие.

Поскольку в доме планировались три подъезда, а лифта всё ещё не было, от Грачева требовалась физическая выносливость, с чем у него уже имелись проблемы. Вдобавок сказывались последствия пожара в церкви. Ощущая себя мудрецом аки Соломон, он решил подняться сразу на самый высокий этаж. Однако дыхание перехватило уже на третьем этаже, а в горле уже пульсировало и жгло. Кое-как забравшись к конечному пункту, Грачев представлял собой мертвеца, вылезшего из могилы. Пот градом катился по лицу, хотя из открытых окон дул холодный осенний ветер. Лицо пылало, а руки дрожали, как у заядлого наркомана.

– Черт бы тебя проклял, Макс! – ругнулся про себя несчастный отец Милены, вытирая лоб носовым платком.

Встав с верхней ступеньки, Грачев направился вглубь этажа. Голые стены, отсутствие дверей и окон, свет не долетавший до некоторых помещений  – это могло привести любого человека в уныние, но для Грачева всё это оставалось незамеченным. Он был готов умереть, чтобы спасти дочь.

– Есть здесь кто-нибудь? – кричал он, надеясь, что Милена подаст голос или знак. Однако на десятом этаже всё оставалось тихим, не считая одинокого вопрошающего голоса, который раздавался эхом.

Лишь на восьмом этаже до слуха Грачева долетел едва слышный звук, отдалённо напоминающий писк. Пробежавшись по всем помещениям, он убедился в том, что там не было даже приблудившего котёнка.

Этажом ниже звук был уже гораздо отчётливее. Грачев вновь сделал то, что и прежде, как и вновь потерпел поражение. Но он не огорчался, так как понимал, что раз есть сигнал, то ещё не всё потеряно.

Он так спешил вниз, что едва не отступился и не свалился кубарем по ступенькам. На шестом этаже стало ясно, что кто-то плачет. Грачев пулей забегался по пустым комнатам. Его ждала награда. В одном из помещений, чуть освещаемым наружным светом, оказался сам источник звука.

– Милена! – Не сдержавшись, воскликнул Грачев. Сколько не от радости из-за успешного поиска, сколько из-за отцовской боли. Дочь лежала на холодном полу полураздетая как для таких времён: на ней были только шорты и тонкая трикотажная футболка. Длинное пальто и высокие сапоги как ветром сдуло. Рот её был затянут тонкой верёвкой, как и конечности. Из глаз градом катились слезы.

Грачев, охваченный жалостью, присел возле Милены. Узлы на руках и ногах не поддавались к развязыванию, и он жалел, что не носит с тобой ножик, которым мог бы решить проблему за секунды. А время стоило дорого: рядом бродит посланец из Ада.

– Не плачь, Милена! – приговаривал он, ругая и проклиная всё на свете, что стало причиной страданий дочери. Он решил оставить пока конечности, и дотронулся до головы дочери, чтобы стянуть подобие кляпа. Под левым виском он почувствовал жидковатую корочку. Вытащив руку из спутанных волос, он с ужасом понял, что это было ничем иным, как кровь.

И тут над ним стала чья-то фигура, отбрасывая тень на перепуганной Милене, чьи слезы не думали кончаться. Прежде чем Грачев успел что-то понять и предпринять, по его затылку стукнуло что-то массивное и тяжёлое.

       Глава 33

Разлепив неподъемные веки, Грачев испытывал тупую боль в ушибленном затылке. Поначалу Грачев ничего не видел, так как вокруг всё утопало в кромешной мгле. Глаза снова закрылись.

«Неужели я ослеп?» – ему становилось страшно от того, что его полицейская осторожность сдала сбой в шаге от спасения дочери. О том, где она и что с ней – даже представлять казалось чем-то непосильным. После того, как Грачев обнаружил у неё рану на голове, от Максима стоило ждать издевательства и похлеще.

Грачев закрыл глаза. Затем не открывая их, попытался встать, но с опозданием понял, что и его связали. Разве что кляпа не было.

– Животное, чтобы тебе сгореть в аду! – закричал Грачев, забыв о том, что следует соблюдать хорошую мину при плохой игре. Довольно!

В помещении появился слабый свет, что в некой мере порадовало Грачеву, ведь слепота ещё не пришла на его улицу. Но проблески радости тут же угасли, когда вслед за светом, исходящего от свечи, появился сам Макс. Его лицо казалось обезображенным и нечеловеческим. Взгляд – пустой, но с жаждой причинять зло. Где тот робкий мальчишка, который был сам не свой во время семейного ужина?

– Проснулись, тесть! Долго же вы спали.

– Развяжи меня и Милену, не твори глупости! И никакой я тебе не тесть!

– И это говорит человек, пожелавший сгореть мне в аду. Кстати, в аду у меня явно тёпленькое местечко, так что зря бросаетесь проклятиями.

Хоть Макс не смеялся, но Грачеву его слова показались полной насмешкой.  Холодок прошёлся по спине, но полицейский мог бы поклясться, что он не являлся следствием от валяния