мной так поступили! А вы её спрятали в церкви в надежде на то, что я туда не войду! Как же смешно, что живот надорвёшь.

По тёмному помещению пронёсся эхом раскатистый хохот. Не зная о том, кому он принадлежит, то Грачев решил бы, что это истерика у душевнобольного. Хотя после услышанного он запросто поставил бы такой диагноз Максиму.

Боль в голове Дениса Алексеевича то затихала, то возобновлялась, мешая придумать выход из сложившейся ситуации. В глубине души он допускал, что Бобров может застать его и дочь через несколько часов в качестве очередных трофеев для патологоанатома.

Максим поднялся и потушил свечу. В темноте его приглушённый голос навевал гнетущее впечатление.

– Но я же не лыком шит, и практику сжигания дома имею. Какой-то дурак оставил канистру с горючим возле машины. Я купил неподалёку газету и со всем добром направился к входу. Благо народу не было, и мне никто не мешал пролить немного горючего у прохода, а затем поджечь газету. Я достаточно ловок проделать так, чтобы на выходе осталась лазейка. И ваша дочь попалась: она выбежала, чем я и воспользовался. Схватил и посадил в машину и увёз. Она пыталась меня бить в машине, но я пригрозить, что она не застанет отца в живых, если станет и дальше мешать мне водить.

– Да что с тобой не так? – вновь заговорил Грачев и прикусил язык. Молчи или возмущайся – никто не знает, в какую сторону переклинит новоявленного психа.

Макс то ли не обратил внимание, то ли сделал вид, но продолжил:

– Глупая Милена, когда мы наматывали круги по городу, только раз подала голос: ей захотелось пить. До чего же примитивная. Ну, я ей дал заранее подготовленную бутылку со снотворным. Я наконец приехал к стройке, в где участвую от имени компании, которая занимается тем, что доделывает за других проекты. И когда никого не оказалось на пути к одному из подъездов, я бегом побежал к автомобилю и потащил на себе спящую Милену. Ох, и тяжёлая она, скажу я вам. Пока мы поднимались, она кое-как очнулась. Я не доглядел и она стала вырываться. Вот тогда её прелестная головушка приземлилась на верхнюю ступеньку. Как она ещё сильнее не стукнулась – я не знаю. Мне пришлось её связать теми верёвками, которые рабочие здесь набросали на каждом углу. У неё нет желания со мной разговаривать, но в её глазах я чётко вижу боязнь. Глупая, я никогда не обидел бы её. Но она обидела меня.

Макс умолк. От него не исходило никакого шума, что вселяло в Грачева ещё большую тревогу. Всё, что для него имело значение – спасение Милены, а он… Пожил и достаточно, к Саре можно хоть сейчас отправляться.

– Так почему она со мной так поступила?

Внезапный вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. У Грачева пересохло во рту, и пришлось приложить усилие, дабы Макс знал правду.

– Ты убил священника. Когда тот стал молиться, чтобы ты вышел из припадка. Милена всё видела и сложила дважды два. Она убедилась кто ты такой на самом деле.

Макс не отвечал. Грачев слышал только своё тяжёлое дыхание. Потом спустя несколько минут послышались удаляющиеся шаги. За стеной раздался вопль и рыдания. Услышав их, Грачев активно заворочался, не взирая на усиливающую дурноту. Кое-как присев, он перевёл дух как после длительного марафона. Связанные руки ко всем карманам, он осознал, что они опустошены. Осторожное предположение едва не ввело его в уныние, но, зная, что только от него зависит судьба дочери, Грачев предался раздумьям на тему «Как развязать узлы», от которых ныли щиколотки и запястья. О том, чтобы доскакать в таком состоянии в другую комнату, он отбросил подобную мысль.

Самое паршивое, что кобура тоже не радовала содержанием, точнее, его отсутствием как таковым. Для Грачева Максим достаточно потерял человеческий облик для того, чтобы перейти к прямым убийствам. Несчастный отец едва не впадал в отчаяние, но тут же постарался сохранить хладнокровие.

К тому времени глаза Грачева достаточно адаптировались к темноте, которая на самом деле не была кромешной, как показалось после пробуждения: с улицы доходил свет от уличных фонарей.

Грачев, прислонившись к стене, стал двигаться в сторону лестничной площадки, где стояли поручни. Несмотря на осторожные телодвижения, ограниченные по максимуму, он едва не рухнул вниз, когда пришлось оттолкнуться от стены. Щиколотки опухали, и кисти начало накрывать немотой. Ухватившись за поручни, Грачев пододвинулся к ним.

Вначале он собрался ёрзать верёвку по краям, стоя на ногах, но равновесие подводило своей шаткостью, и ему пришлось присесть на ступеньку.

Задача перед Грачевым стояла сложная: ты делаешь быстро, но шумно, что нежелательно, либо медленно и не успеваешь собственно довести дело до конца. Спустя несколько секунд колебаний был выбран второй вариант, и верёвка уже подверглась трению о железные прутья.

Неизвестно сколько прошло времени, но Грачеву сей процесс казался целой вечностью. Теряя терпение, он ускорил движение.

– Вы чем тут занимаетесь?

Если бы Грачев не сидел, то наверняка бы упал. Голос Макса звучал насмешливо, хоть и угрожающе.

– А то нельзя догадаться! – зарычал Грачев, готовясь к предполагаемой схватке.

– Смотрю, вы начинаете проявлять настоящее отношение ко мне. Что ж, давно пора было. Вы мне надоели хуже горькой редьки.

Грачев почувствовал на затылке прикосновение холодного металла. Это было предсказуемо, о чём тот и заявил Максиму.

– Что, заразились от той цыганки некими способностями, коль уже просчитали мои шаги?

– Это чистая психология, вперемешку с жизненным полицейским опытом. – Грачев гордо поднял голову, глядя в невидимую даль. Макс едва не стукнул дулом об его затылок.

– Тогда почему вы приехали одни, без сопровождения? Полиции ведь есть за что меня привлечь к ответственности! По крайней мере, за поджог.

Грачев молчал. Признаваться в гордости, из-за которой не представлялось возможным поведать отделу о том, что его дочь связалась с опасным типом. Авторитет пошатнётся, тем более, после того, как он не удосужился поделиться даже с Бобровом своими мыслями. «О, коллеги! Я знаю, кто убийца! Но только он вселяется в чужие тела и кончает по очереди каждого» – Грачев улыбнулся бы, да только всё, что его заботило сейчас – это Милена.

– Что ты сделал с Миленой?

– Прекратите спрашивать меня про Милену! Лежит, дурёха, в целости и сохранности! Только от вас зависит, что с ней будет! Я ясно выразился или мне повторить?!

Грачева вновь затошнило, и дуло пистолета едва ли осталось замечаемым им.

– Что ты хочешь?

– Вот! С этого и требовалось начинать! Как