Афонькин в изумлении посмотрел на Самокатова.

— Откуда ты знаешь, мальчик?

— Да вон она — в шкафу лежит.

Афонькин с волнением подскочил к книжномушкафу и схватил с полки тетрадь. Лихорадочно ее залистал.

— Да, это моя поэма... — бормотал он. — А чтоже тогда я в гроб-то положил?..

— Наверное, какую-нибудь другую тетрадочку, —сказал майор Гвоздь. — Похожую на эту.

— Да, да, да... — вспомнил Афонькин. — Былаеще одна тетрадь! С какими-то считалками...

— А с какими? — тотчас заинтересовалась Любка.

— Что-то вроде — «энис-бенис-бармаленис...» Воб­щем, полнейшая бессмыслица. Я еще подумал: зачем старушка, которая до настут жила, записывала этот дет­ский лепет?

Гвоздь тоже заинтересовался считалками.

— А ничего странного, связанного с этойтетрадью, не помните?

— Странного? Да нет... Впрочем, постойте!..Однаж­ды я начал читать вслух считалку, показавшуюся мне забавной. А Ритавнезапно побледнела как смерть и вы­рвала у меня тетрадь.

— Любопытно, — сказал майор Гвоздь, подкрутивусы.

— Да, любопытно, — повторила вслед за ним Люб­ка,перекатив во рту жвачку.

— А чего тут любопытного? — не поняли Макс сГенкой.

— Я же вам говорила, что все считалки — этомаги­ческие заклинания, — напомнила им Крутая. — Так вот, заклинания типа:«энис-бенис-бармаленис» смер­тельны для «черных» существ из инфернального мира.

В комнату вошел капитан Кипятков.

— Товарищ майор, — козырнул он, — квартира ос­мотрена.Ничего подозрительного не обнаружено.

Гвоздь, не отвечая, задумчиво дымил папиросой.

— Товарищ майор...

— Погоди, погоди, Жора. Кажется, я начинаю по­ниматьистинные намерения нечисти... — Гвоздь бы­стро взглянул на поэта. — Послушайте,Володя, а вы могли бы найти в тетради считалку, которую прочли своей невесте?

— Разумеется, мог бы. Но ведь тетрадь лежит вгробу.

— А мы ее оттуда достанем.

Афонькин был потрясен до глубины души.

— Вы хотите выкопать Ритин гроб?!

— Придется. В интересах следствия.

Губы и руки у Афонькина задрожали.

— Я... я не позволю...

— Да вы не волнуйтесь, гражданин, — успокоилего Кипятков. — Мы ее потом обратно закопаем.

— Не позволю, — срывающимся голосом повторилпоэт. — Слышите?! Не поз-во-лю. Клянусь этим символом негаснущей любви... —Афонькин дотронулся до брелка в форме крохотного флакончика, висящего у него нагруди.

— Будь я трижды неладен, если этот символ вамне подарила Курочкина, — убежденно сказал Гвоздь.

— Да, это Ритин подарок.

— Разрешите взглянуть, — протянул руку майор.

— Извините, нет, — отвел его руку поэт.

— А мне можно посмотреть? — медовым голоскомпопросила Крутая.

Ей Афонькин разрешил.

— Только, ради бога, осторожнее, — предупредилон, бережно снимая цепочку с брелоком.

— Конечно, конечно, — заверила его Любка.

Но как только брелок-флакончик оказался у неев руке, Любка со всего маху шмякнула его о стену.

— Что вы наделали?! — не своим голосом завопилАфонькин и рухнул на пол без чувств.

От брелока-флакончика осталось лишь мокроепятно на стене. Любка провела по пятну указательным пальцем, а затем лизнулаэтот палец.

— Приворотное зелье, — авторитетно объявилаона.

— Я гляжу, Люба, ты не только красива, но и ум­на,— подкрутил Гвоздь оба своих уса.

— Благодарю за комплимент, Петр Трофимыч, —Любка чмокнула жвачкой. — Говорите почаще.

А Самокатов с Гороховым, как всегда, ничего непо­нимали.

— Какое еще приворотное зелье? — спросили они.

— С помощью которого Курочкина охмурила Афонь­кина,— объяснила мальчишкам Крутая.

— А-а, — дошло до ребят.

— Товарищ майор, а что с гражданином прикажетеделать? — Кипятков кивнул на бесчувственное тело поэта. — Может, ему «Скорую»вызвать?

— Не надо, Жора. — Гвоздь ловким щелчком по­слалокурок в хрустальную вазу на столе. — Сейчас он очухается. И увидит своюненаглядную в истинном свете.

Афонькин открыл глаза. Все сразу заметили, чтоу него с глаз будто пелена спала. Такие они стали чистые и ясные.

— Идемте выкапывать эту бестию, — первым деломсказал поэт.

Занимался хмурый рассвет, когда майор Гвоздь,ка­питан Кипятков, поэт Афонькин и ребята приеха­ли на собачье кладбище.

Несмотря на такую рань, сторож-карлик ужевовсю махал метлой, подметая кладбищенские дорожки. Увидев Гвоздя, карликвытянулся по стойке «смирно».

— Здравия желаю, товарищ майор!

— Здорово, лейтенант. Как обстановка?

— Спокойная!

— У тебя лопата есть?

— Есть! Штыковая и совковая!

— Давай и ту, и другую. И еще топорик.

— Слушаюсь!

Карлик дал им топор и лопаты.

— Это что, тоже ваш кадровый агент? — спросилСамокатов, когда они уже направились к могиле Курочкиной.

— А то как же, — ответил Гвоздь. — ФСБ держитпод контролем все питерские кладбища.

— А зачем? — спросил Горохов.

— Чтоб мертвецы не разбегались, — пояснилмайор. И непонятно было — шутит он или говорит серьезно.

Подойдя к Ритиной могиле, Гвоздь с Кипятковымдостали обоймы с серебряными пулями и деловито вставили их в свои «пушки».

— Огонь на поражение открывать только в самомкрайнем случае, — предупредил майор капитана. — Она мне нужна живой. Уразумел,Жора?

— Так точно! — козырнул Кипятков.

Затем Гвоздь обратился к остальным.

— Здесь лежит нечисть высшего разряда, —показал он пистолетом на могилу. — Поэтому приказываю соблюдать крайнюю осторожность.Уразумели?

— Уразумели, — ответила за всех Любка.

— Ну, кто тут у нас самый молодой? — Майоркинул взгляд на Генку с Максом. — Давайте-ка, ребята, лопаты в зубы — и вперед.

Мальчишки взяли по лопате и приступили кработе. Когда они вырыли гроб, Гвоздь подцепил крышку топо­риком.

Крышка отскочила.