— Т-с-с... Ты смеешься так громко, что всех разбудишь!

— Кто бы говорил, — лениво огрызнулся Астор и засмеялся. Опомнился, надул щеки и вытаращил глаза, стараясь продемонстрировать другу, что ведет себя тихо и прилично. Тот в ответ покатился со смеху. В этот момент следующая по коридору дверь открылась и в коридоре появился Бартолд Нойманн. Вид у ректора был довольный.

— Вижу, прием удался на славу, — произнес он, поправляя кружевной манжет рубашки. Каспар кивнул неожиданно громко икнул, смутился и прикрыл рот рукой. Ректор усмехнулся и прошел мимо подвыпивших парней, больше не удостоив их вниманием. Они молча переглянулись. Кёлер удивленно спросил:

— Что он делал в комнате Катрин?

Астор пожал плечами и толкнул дверь в свою комнату. Каспар что-то говорил ему вслед, но он уже не слышал его. Не зажигая свет, молодой человек пересек комнату и рухнул на диван. Его хорошее настроение улетучилось. Он, как и Каспар, задавал себе тот же вопрос. Его губы кривились, когда он представлял, как дядя целует Катрин. Сердце сжималось от боли и осознания того, что он, увы, ничего не может сделать. Леру просил его в первую очередь думать о девушке и не давать дяде повода применить к ней магию, заподозрив в ответных чувствах к племяннику. Астор понимал, что ректор прав. Он не мог допустить, чтобы Катрин пострадала по его вине. Астор хорошо помнил тот ужас, который испытал, думая, что она умрет у него на руках. Время шло, молодой человек так и не смог уснуть, поглощенный мрачными мыслями. Наконец, он встал, и, включив магический светильник, направился к тумбочке. Астор вытащил из ящика пачку бумаги с фамильным гербом, перо с чернильницей, сел за стол и начал писать.

***

Прошло три дня. Зэодорцы уехали. Ректор Леру сидел в своем кабинете и проверял расходные ведомости. Неприятная работа, пожалуй, даже скучная, но нужная. В дверь постучали. На пороге стоял курьер. Он отдал ректору большой коричневый конверт и, поклонившись, ушел. Леру вновь устроился в своем любимом кресле, задумчиво глядя на конверт. Обратного адреса не было. Только его должность и фамилия. Ректор вытащил из ящика трубку. Набивая ее, он продолжал разглядывать письмо. С первым колечком дыма он принял решение и вскрыл конверт. В нем лежали несколько листков бумаги с гербом Нойманнов, исписанных красивым каллиграфическим почерком, и небольшой черный бархатный мешочек. Отложив последний в сторону, ректор стал читать.

Прошло несколько минут. Он положил трубку на стол и взял в руку второй листок. Тонкая струйка дыма поднималась к потолку, а глаза ректора скользили по письму. Наконец, он дочитал, откинулся на спинку кресла и глубоко задумался. Дидье Леру пытался осмыслить то, что узнал. Наконец, он потянулся к мешочку, аккуратно развязал черный шелковый шнур и вытряхнул на ладонь три камня: морганит, красный бриллиант и топаз.

Астор уехал из Лафара на следующее утро после приема, не попрощавшись с Катрин. Зато с Каспаром они беседовали долго. Астор рассказал другу обо всем: о магическом браслете Бартолда Нойманна и его планах жениться на Катрин, о предстоящей помолвке с Софи Зиммерман и о вакансии, найденной для него отцом. Кёлера заинтересовал рассказ. Впрочем, он и сам заметил, что Катрин в последнее время изменилась, отдалившись от него и Астора. А ведь еще несколько дней назад она считала их друзьями и относилась к ним соответствующим образом.

Зэодор встретил Астора мелким холодным дождем и порывистым ветром. Взяв экипаж, юноша отправился домой. Он не сообщил родителям о своем приезде, но не жалел об этом. Ехать было недалеко, да и настроение оставляло желать лучшего. Астору не хотелось обсуждать с отцом свою будущую карьеру, рассказывать об Азуле. Он мечтал о тишине и надеялся, что отеческий дом успокоит его нервы и излечит раненое сердце.

Возле особняка он обнаружил незнакомый экипаж, но не придал этому особого значения. К отцу часто приезжали высокопоставленные чины их города за юридической консультацией и советами. Старый слуга искренне обрадовался возвращению Астора и, подхватив чемодан, понес в комнату молодого хозяина. Оставшись один в пустом холле, юноша снял плащ и потер виски. Он устал. Ему хотелось принять ванну и отдохнуть. Но сначала надо было поприветствовать родителей. Астор представил суету, которая начнется, стоит ему только перешагнуть порог гостиной, и тяжело вздохнул.

Из-за закрытой двери доносился неясный шум. Кажется, он ошибся, предположив, что гости приехали к его отцу. Обычно Генрих Нойманн беседовал с визитерами в своем кабинете. Может быть, пожаловал кто-то из старых друзей его родителей? Астор протянул руку, собираясь открыть дверь, но та неожиданно распахнулась. В проеме, спиной к нему, стояла девушка в изумрудном платье. Она шагнула назад, развернулась и... врезалась в Астора. Охнув, потеряла равновесие и чуть не упала. Молодой человек успел подхватить ее, не дав упасть. Дверь распахнулась шире и на пороге появилась Бриджит Нойманн, мать Астора. Увидев сына, она с радостным возгласом бросилась к нему:

— Когда ты приехал? Почему не известил нас с отцом? — воскликнула она, обнимая юношу.

— Пару минут назад. Я шел в гостиную, чтобы вас поприветствовать, — ответил Астор на первый вопрос, — но столкнулся с этой милой дамой. — Его взгляд вновь вернулся к незнакомке.

— О! Так вы уже познакомились? — довольно улыбнулась Бриджит.

— Еще нет, но надеюсь, вы представите нас, — ответил молодой человек, продолжая разглядывать стоящую перед ним миниатюрную брюнетку с черными живыми глазами, аккуратным носиком и красивыми, словно нарисованными кистью бровями. Милое личико немного портил слишком большой рот, все еще чуть приоткрытый в растерянности из-за неожиданного появления Астора. Бриджит Нойманн положила девушке руку на спину, легонько подталкивая ее к сыну и сказала:

— Это Софи Зиммерман. Я тебе о ней писала, помнишь? — на губах матери появилась многозначительная улыбка, — Софи, позволь представить тебе моего сына, Астора Нойманна, выпускника академии Шварцхольм, многообещающего юриста и будущего помощника руководителя юридического департамента императорского казначейства, — не без гордости продолжила женщина.

Брюнетка сделала книксен и произнесла:

— Пгошу пгостить. Я искала шаль своей матушки. Кажется, она оставила её где-то здесь. Все трое стали озираться, пока графиня не воскликнула:

— Так вот же она! Позвольте, милочка, я сама отнесу её вашей матери! — и, взяв шаль, скрылась в гостиной. Молодые люди остались стоять в холле. Девушка опустила глаза:

— Еще газ пгошу пгостить меня...

Софи картавила, но этот небольшой дефект речи совсем не портил ее, скорее придавал некую изюминку.

— Не надо извиняться, — Астор улыбнулся, — ведь никто, к счастью, не пострадал, — добавил он, целуя ее руку. Мельком он успел заметить маленькую ножку в атласной туфельке. Грудь Софи часто вздымалась, выдавая ее волнение. Вглядываясь в хорошенькое личико, Астор молчал. Пауза затягивалась. Софи не оставалась ничего другого, как взять инициативу в свои руки. Смущаясь и поэтому стараясь не смотреть молодому человеку в глаза, она произнесла: