— Похоже мы тут застряли… — хрипло прошептал он.

Не выдержал и приложился губами к тонкой шее, обмерев от удовольствия, когда Вера откинула голову и подалась ему навстречу. Всего на одну секунду подалась. И тут же отдернулась и зашипела на него.

— С ума сошел… Не здесь же!

Но он не мог ничего с собой поделать — здесь или не здесь. Его руки двигались, будто сами по себе, шастая по ее бедрам, рот жадно хватал все, до чего только мог дотянуться… Бормоча какие-то несусветные глупости вперемежку с нежностями, он буквально задыхался в ее нежном запахе, в своих собственных, болезненно острых ощущениях и эмоциях…

— Хорошая моя… маленькая, любимая девочка…

Она его наркотик, понял он вдруг. Его личный, персональный наркотик — созданный высшими силами, чтобы лишить его, человека разумного, разума, сковать волю и требовать каждый день новой дозы. Да что там каждый день — каждый час, каждую секунду, пока он дышит…

Как он жил без нее всю эту неделю? Как собирался жить дальше?

Упрямо толкая его в грудь, руки ее постепенно теряли упругость, слабели… Перестав уворачиваться, она вдруг оказалась с ним лицом к лицу, и он тут же воспользовался этим — набросился на ее сахарные губы, раздвигая их языком, требуя пустить его внутрь…

— Выпить не хотите, Валерия Александровна, пока ждем? А то тут полбутылки красного…

Валерия Александровна?

Уже закинув руки Полу шею, а ногу — ему на бедра, я вздрогнула и оторвалась от его губ.

Боже, что мы творим?.. А, главное, где?!

— Что не так? — выдохнул он мне в рот. Руки его уже нашли дорогу под мою юбку и отчаянно мяли ягодицы. Прижимаясь к нему бедрами, я отлично чувствовала его эрекцию — твердую и горячую даже сквозь штаны.

Все не так!

— Там… эти… — прошептала я ответ, пытаясь мысленно объяснить своему телу, почему прямо сейчас нельзя расслабиться, наплевать на все условности и позволить этому достойному самцу взять меня прям здесь — стоя, посреди пыльной, темной кладовки. Не говоря уже о том, что я в принципе собиралась «подумать» о наших отношениях.

— Да начхать на них… Мы тихо… Ты же хочешь… — жарко шепча мне в ухо, он вдруг скользнул рукой между моих бедер и сжал промежность. — Я знаю, ты там опять вся мокрая…

Я ни за что не смогла бы подавить громкий стон, если бы он не поймал его, заглушив еще одним долгим поцелуем. Не давая мне опомниться, дернул кружево трусиков, полностью погружая под них руку… раздвигая складочки пальцами, массируя влажную плоть…

И полились прямо в ухо бесстыдные словечки, от которых зрачки уходят под веки, а колени сами по себе раздвигаются в стороны…

— Ну же… давай… кончи для меня еще раз… Прямо здесь… Хочешь?

— Хочу…

Господи, неужели это я сказала…

Он тихо зарычал мне в ухо — даже не зарычал, заурчал, как большой довольный кот.

— Так хорошо? — и скользнул пальцем внутрь, в горячий, тесный колодец, обхвативший его с такой ненасытностью, будто всю жизнь только и ждал этого…

— Даа… — я выгнулась, опершись о какие-то мешки, поставленные друг на друга…

Но ведь нельзя, нельзя… нас услышат…

А он уже подхватывал мои ноги под колени, усаживал на то мягкое, что уперлось в спину… убрал руку, прижался членом, все еще спрятанным под оттопыренной ширинкой…

На секунду я пришла в себя, испуганно упершись в его твердый живот руками.

— Пол…

— Не бойся, я не буду… Просто… просто вот так…

И задвигался, тяжело толкаясь в меня сквозь слои одежды — мощно и неспешно, с каждым движением сотрясая всю меня, вдавливая в мягкую опору… задавая нужный ритм — тот самый ритм, от которого так хорошо и так сладко внутри, и напряжение нарастает, готовое взорваться, накрыть с головой и подмять под себя…

— Fucking… — зашипел Пол мне в шею, внезапно остановившись.

— Пожалуйста, нет… — заскулила я, сжимая его коленями. — я так близко… так близко…

Вдруг съехав по моему телу вниз, он опустился передо мной на колени и задрал юбку на пояс.

— Зажми рот рукой.

— Что? — ничего не видя, тяжело дыша, я смотрела вниз.

— Рот… рукой…

Одним движением стянув с меня трусики — насколько позволяли раздвинутые в стороны ноги… — он замер, обдавая бедра горячим, прерывистым дыханием. И вдруг набросился, глубоко вжимаясь мне лицом в промежность…

Не сразу сообразив зажать себе рот, я вскрикнула и зажмурилась — от невероятного, никогда прежде не испытанного наслаждения — чувствовать чужой язык там. Прямо там. Он же творил нечто невероятное, лаская между складочек и над ними, спускаясь ниже, до самого отверстия, целуя и всасывая клитор… И сам стонал — явно бессознательно.

— Что ты… о боже, о… Пол, что ты…

Меня хватило, наверное, на несколько секунд — прежде чем волна острейшего наслаждения выгнула мое тело и взорвала мозг.

— Сладкая… такая сладкая… — бормотал он, жадно слизывая постогазменную влагу, не останавливаясь даже, когда спазмы прекратись и я осела вниз, бессильно всхлипывая и цепляясь пальцами за его жесткие волосы.

Подхватив меня за подмышки, он резко поднял и усадил на мешки. Впился в губы безудержным поцелуем — со вкусом моих соков на языке… Не прекращая целовать, рванул на брюках ремень, ясно давая понять, что подобные издевательства он больше терпеть не намерен и сделает меня прямо здесь и сейчас…

Но увидеть то, что «у него в штанах» я и на этот раз так и не успела. Потому что в это самое мгновение в дверь затарабанили, сотрясая ее, подпертую лишь тонким древком швабры.

— Кто это там заперся? А ну открывай!

Перестав дергать себя за ремень, Пол резко поднял голову.

— Убью… — тихо прорычал.

И ведь убьет, поверила я. Вот этой же шваброй и убьет.

Пронеслась нелепая мысль, что кто бы там ни был, я должна быть им безмерно благодарна, потому что, если бы не эта своевременная помеха, не видать мне романтичного первого раза с Полом, как своих ушей.

Но уже в следующий момент мне было не до благодарностей.

— Открывай давай… Что за нах… — кулаки вновь сотрясли дверь, грубых голосов прибавилось.

Пол в темноте зажал мне рот рукой. Сердце мое колотилось как бешенное, и казалось еще чуть-чуть и его услышат, и тогда уже нам точно не отсидеться взаперти…

— Может послышалось? Вроде хорошо заперто.

— Да не, точно слышал что-то…

— Да мыыши там наааверное… — донесся из кухни голос Валерии Александровны. Довольно странный голос — низкий и тягучий, точно она была пьяна и вот-вот вырубится.