Сложив кайт и смотав стропы, пилот принялся толкать тележку по улицам частного сектора на окраине. Шамиль помогал здоровой рукой, не сильно напрягаясь. И вдруг с юга донеслась короткая автоматная очередь, потом вторая, длиннее, грохнул пулемет, но захлебнулся, когда из автомата ударили в третий раз. И все стихло.

– Что за хрень? – поразился Шамиль. – Они что, выбрались из здания на улицы? Вот идиотки!

Впрочем, ничего другого и предположить было нельзя. Бой шел на улице, высотки вообще правее. Значит, беглянки оказались настолько тупы, что покинули превосходную оборонительную позицию, поменяв ее на открытое столкновение в городе с опытными бойцами. Это все меняло в пользу преследователей. Шамиль даже улыбнулся, несмотря на боль в распухшей руке.

– Быстрее! – подогнал он пилота. – Если они выбрались из высотки, надо отрезать им путь назад!

Побежали, но Шамилю это давалось с трудом. Он придерживал руку, но все равно на бегу каждый шаг отдавался болью.

– Я могу повезти, – предложил пилот.

Шамиль не стал отказываться, забрался в тележку. Толкать ее стало труднее, но до высоток оставалось не так уж и далеко. Боль чуть унялась, но Шамиль поймал себя на том, что тревожное ощущение не ослабло, а наоборот, усилилось. Вроде бы понятно, что в короткой перестрелке победить могли только его люди, а значит, беглецов стало меньше как минимум на одного. Но почему-то в этом все же возникли сомнения, а с ними и холодок, пробежавший по спине.

Если бы Шамиль был о девушках хотя бы чуть более высокого мнения, он бы сам для себя смог бы сформулировать причину собственного волнения. Но он их в грош не ставил, поэтому его сознание отказывалось интерпретировать причину возможного поражения южного экипажа. А она могла быть только в одном – пилот с пулеметчиком нарвались на заранее подготовленную засаду. Они не разглядели хорошо укрывшегося стрелка, и тот, предварительно взяв их на прицел, уничтожил тремя очередями. Будь противником Шамиля не девушки, он бы такое сразу предположил и предпринял бы адекватные ответные действия, например сам бы направился не к высотке, а к месту недавнего боя, чтобы выйти наперерез отступающему после победы стрелку.

Но Шамиль этого не сделал, чем дал возможность Инге, обстрелявшей южный экипаж, не только спокойно уйти в тыл, но и выдвинуться по улицам на запад, чтобы встретить там другой экипаж.

На рассвете, засев у окна с биноклем, она использовала его как приманку. Линзы неизбежно должны были блеснуть на солнце и привлечь внимание преследователей. Дальше требовалось как можно больше ослабить влияние случайностей на ход событий. Контроль над ситуацией Инга считала единственным способом дать себе шанс на спасение остальных беглецов. Да, это была жертва. Но, в отличие от отчаянного самопожертвования Змейки, Ингой двигал холодный расчет. Она не спешила, а дождалась момента, когда три экипажа разделятся, чтобы войти в городок с трех разных сторон.

Не тратя больше времени, Инга, вооруженная автоматом, пустилась бегом по лестнице вниз, чтобы успеть устроить засаду на одной из улиц, ведущих к высотке. Уходить слишком далеко от здания не имело смысла, так как можно было разминуться с людьми Шамиля. Но и оставаться слишком близко тоже не следовало, чтобы силы экипажей не оказались сосредоточенными недалеко друг от друга. Инга понимала, что если окажется в зоне поражения пулеметным огнем хотя бы одновременно с двух тележек, ей нечего будет этому противопоставить. Тут с одним бы экипажем справиться – уже хорошо. Впрочем, в таких ситуациях фактор неожиданности и хорошая маскировка могли полностью решить исход боя. В таких огневых контактах всегда имеет преимущество тот, у кого есть возможность оставаться на месте, в укрытии. А тот, кто вынужден перемещаться, в любом случае подставляется больше. На это и был основной расчет Инги.

Она выдвинулась на юг метров на шестьсот и, ломая кустарник, которым поросли придомовые клумбы, забралась в подвал ближайшего дома, где заняла позицию за одним из забитых фанерой окошек. Ее снаружи нельзя было разглядеть ни при каких обстоятельствах, мешали кусты акации, тогда как Инга имела достаточный сектор обзора через щель между листами фанеры. Для стрельбы этой щели было все же маловато, что заставило женщину, поддев лист стволом автомата, расширить ее.

Вскоре из тени разросшихся между домами деревьев выбежали двое парней, толкая перед собой тележку с пулеметом. Как учил ее Янычар, Инга проверила прицельную планку, чтобы расстояние на ней было выставлено адекватно, затем поймала одного из парней в прицел. До него было метров сто, не больше – самая дистанция для короткой очереди. Инга помнила, что если, нажав на спусковой крючок, сказать про себя «двадцать два», а потом его отпустить, то из ствола вылетят три, максимум четыре, пули. Можно было, конечно, попробовать и одиночным, но одна пуля калибра 5,45, даже попав в цель, далеко не всегда дает должный останавливающий эффект, из-за чего противник может еще успеть укрыться и отстреливаться, пока не истечет кровью или его не поразит болевой шок. Попадание очередью в этом плане вернее, так как пули попадают в тело одна за другой, с разницей примерно в одну треть секунды. При этом, пролетая через насыщенные жидкостью ткани на сверхзвуковой скорости, они образуют две встречные ударно-акустические волны, создающие дополнительные травмы при соударении. Так объяснял Янычар, а в деле уничтожения себе подобных он-то уж точно знал толк.

Вдохнув полной грудью, а затем выдохнув наполовину, чтобы создать максимально устойчивую позицию для тела, Инга вжала приклад в плечо и плавно нажала на спусковой крючок. Мощно грохнула короткая очередь, задрав ствол оружия. Четыре гильзы со звоном закувыркались на пыльном бетонном полу, а лучи солнца, пробивающиеся в щели между фанерой, стали отчетливо видимыми из-за пелены тонкого порохового дыма.

Парень упал назад, раскинув руки, не издав ни звука, кроме глухого удара основанием черепа об асфальт. Инга поспешила восстановить контроль над оружием после отдачи и перевести прицел на другого противника, но тот оказался резвее. С удивительной скоростью он сорвал с турели пулемет, бросился на асфальт за тележкой и попытался перекатом уйти за осыпавшуюся со здания кучу облицовочной плитки. Инга, так и не прицелившись толком дала еще одну очередь, подлиннее, но толку от нее не вышло никакого – пули высекли из асфальта мелкий гравий, и с визгами рикошетов ушли вдоль по улице, не причинив противнику никакого вреда. Столь поспешным и неэффективным действием, Инга выдала свою огневую позицию – парень тут же приложил по окошку из пулемета, да так метко, что от фанеры полетели щепки, а одна из пуль, угодив в прут решетки, выбила из нее осколок, царапнувший женщину по щеке. Инга не успела среагировать вообще никак, пули просто прошили фанеру и пролетели в нескольких сантиметрах от ее головы. В результате она, скорее от испуга, чем осознанно, снова нажала на спуск и высадила длинную очередь куда-то в направлении цели. Но, как ни странно, пулемет тут же замолк. С акации полетели мелкие листья, сбитые пулями.

Инга присела на корточки и сделала несколько глубоких вдохов, стараясь свежим кислородом в крови сжечь хлынувший в нее адреналин. Сердце колотилось как бешеное, руки дрожали. В таком состоянии ни о какой результативной стрельбе и речи быть не могло. Только патроны попусту тратить. В таких ситуациях как раз выявляется разница между опытным бойцом и дилетантом вроде Инги. Она могла надеяться только на случай, на удачу, на неожиданность нападения, прекрасно понимая, что в серьезном огневом контакте, при равных с противником условиях, она проиграет именно из-за отсутствия должной психологической подготовки. А допускать этого было нельзя – слишком высока ставка. Своя жизнь – еще бы ладно. Но когда на кону жизнь дочери, нужно было собрать всю волю в кулак и перебороть разгулявшийся инстинкт самосохранения.