По словам штабного осведомителя, люди слишком быстро стягивают ударный флот к границам созвездия Южного Креста. Скорость формирования мощного бронированного кулака оказалась гораздо выше расчетной, крейсера и линкоры противника выстроились гигантским тараном, к ним уже так просто не подойти.

А еще приходилось блокировать атаки вражеской разведки. Связист передал: люди пытаются осуществить активное зондирование туманности, хотят обнаружить и вывести из строя систему радиоэлектронной борьбы, на создание которой было потрачено столько времени и ресурсов. Пока эти попытки удалось блокировать, но сдерживать противника становится все труднее, вражеский флот накапливает силы, и решающая схватка близка. В таких условиях решено сократить движение транспортных кораблей до минимума и временно оставить отряд на Саванге без поддержки.

Уяснив позицию штаба, карательные команды двинулись в путь, надеясь на то, что с приходом дня шаролеты начнут работать эффективнее и группы диверсантов уже не смогут ускользнуть из приготовленных для них ловушек.

...К рассвету Хазад, почти все время двигавшийся в голове отряда, устал настолько, что ему стало отказывать ночное зрение. Он почти не видел дороги, не мог найти следы врагов и был вынужден – к своему позору – уступить место тем, у кого осталось больше сил.

Именно это спасло заместителя Мадэна от смерти. Новый боеконтакт произошел так внезапно и неожиданно для преследователей, что это могло вывести из равновесия кого угодно.

Солдат врага, больше походивший на какое-то болотное животное, выскочил из-под воды тогда, когда головной дозор фринов проследовал мимо него. Человек, с головы и тела которого ручьями стекала грязная вода, резким движением сорвал защитную маску с лица и тут же открыл огонь.

Все это произошло за мгновения: вот только что, пару ударов сердца назад, фрины брели по жирной грязи, с трудом вытаскивая сапоги из трясины, без интереса глядя по сторонам, и вдруг тонкий красный луч впился в их тела, заставляя кричать от боли.

И тут выяснилось, что оружие фринов бессильно, если человек готов умереть сам вместе с противниками. Хазад замер на месте, не в силах определить, что делать. Отдать приказ применить энергоболы? Шаровые сгустки энергии сметут не только смельчака-диверсанта, но и всю передовую тройку карателей... Применить молниеметы? Но как?! Стрелять под ноги человеку?! Но ведь все они – и враг, и отряд ликвидаторов – сейчас находятся в воде, один залп в болото приведет к тому, что энергозаряд обездвижит, парализует каждого!

В штабе, конечно, и думать не собирались о таких вариантах! Они считали, что бойцов и ресурсов на Саванге предостаточно. Но как сражаться с людьми, если вот сейчас, например, необходимо уничтожить только одного врага, и ради этого придется пожертвовать половиной отряда?!

А человек словно заранее знал, что все получится именно так: фрины замрут на месте, гадая, как поступить. Диверсант использовал эти мгновения с максимальной эффективностью, на какую только был способен. Острый жалящий луч перерезал несколько тел: всех тех, кто находился ближе к смельчаку, жертвующему собой.

Хазаду повезло. Между ним и человеком оказались двое солдат. Оба погибли, но сам командир и еще несколько бойцов навалились на смельчака скопом, с разных сторон. Они так и не решили, как стрелять. Просто били прикладами ружей, ногами, кулаками. Били жестоко, мстя за все неудачи, за унижения последней ночи.

Человек попытался выхватить гранату – не позволили. Хотел принять защитную стойку, но одна нога неловко подогнулась, когда он попробовал перенести на нее вес тела. Спецназовец глухо вскрикнул и сразу после этого упал в жирную грязь, уже не закрываясь, раскинув руки в стороны. Хазад наступил на ладонь правой, втопил ее в жижу, приказал одному из подчиненных сделать то же самое.

Другие солдаты, повинуясь команде, били прикладами в грудь, в голову – пытались раскроить черепную коробку, где у людей находится центральный мозг. Остановили расправу только тогда, когда ноги жертвы перестали подергиваться.

Хазад постоял немного, глядя в лицо врагу. Тот был мертв, это точно. Не дышал, не шевелился, не пытался поднять свое страшное оружие, с помощью которого отправил на свидание с темным богом чуть ли не десяток фринов.

Потом командир отряда карателей наступил сапогом на грудь человеку, перенес вес тела на эту ногу, и мертвец медленно ушел под воду, в вязкую грязь. Разбитое лицо исчезло под черной пленкой трясины.

– Пошли! – приказал Хазад. – Остались еще двое...

Уцелевшие фрины двинулись вперед, но теперь гораздо медленнее, с опаской. Они тихо переговаривались, пораженные тем, как сражаются чужие солдаты, загнанные в ловушку, обреченные на смерть.

Молчал и Хазад. Он шел, хмуро глядя по сторонам, и думал о том, что у людей есть чему поучиться. И, быть может, верховные командиры напрасно затеяли эту войну...

Громко лязгнула входная дверь, и от неожиданности майор Соболевский вздрогнул. Несмотря на то что время давно перевалило за полночь, Кирилл не спал. Лежал, уставившись в потолок, подложив руки под голову.

В камере на гауптвахте царил полумрак: работало слабое дежурное освещение – небольшая лампочка в углу наверху, в запыленном стеклянном плафоне, спрятанном под защитную металлическую сетку.

Майор смотрел в потолок и видел там созвездие Южный Крест и роковую туманность Угольный Мешок – место, куда в последний разведрейс ушел «Фантом» Бориса Зули. Кирилл будто совершал полет вместе с другом – находился в рубке звездолета, соглашаясь или не соглашаясь с тем, что делает Борис, отыскивая чертову систему РЭБ, спрятанную фринами и так сильно мешавшую людям.

В какой-то момент Соболевский настолько ушел в параллельную вселенную, где Зуля еще был жив и отчаянно дрался с наседавшими со всех сторон врагами, что полностью отключился от окружающей действительности.

Тут-то и лязгнула дверь. На пороге появился старший лейтенант из дежурной смены конвоя.

– Майор Соболевский! С вещами на выход! – громко приказал он, всмотревшись в полутемное нутро одиночной камеры и убедившись, что арестант не спит.

Кирилл тут же поднялся, вопросительно глядя на нежданного визитера.

– Быстрее! Ждут на проходной... – объявил офицер охраны и вдруг как-то странно посмотрел на майора.

Вроде как посмотрел не на арестанта, а на человека, у которого много взял в долг, обещая вернуть с ближайшей получки, но не смог.

Соболевский, чуть сгорбившись, вышел из камеры, дисциплинированно встал лицом к стене – уже привык к местным порядкам за прошедшие трое суток. Здесь хоть и не тюрьма для уголовников, но правила содержания арестованных ненамного отличались от тамошних. Конечно, проштрафившихся офицеров никто не бил, не унижал, это было бы полным беспределом, но в остальном... Положено стоять лицом к стене, когда конвойный набирает шифр на кодовом замке межсекционной двери – значит, стой.

– Да брось ты! – буркнул старлей, забывая про официальные правила. – Пошли, Соболевский! Штаб ждет, что ты... Впрочем, пусть они сами расскажут...