срезали до их основания, но не сегодня. Сегодня вечером они кружатся вокруг балконов пятого этажа и изгибаются к центру сада, как будто тянутся друг к другу через пространство тёмно-синего неба, изогнутого дугой над ними.

Если они будут продолжать в том же духе, то к завтрашнему утру создадут потолок над всем пространством.

Но это не то, что останавливает меня на полпути.

Женщина в длинном старомодном платье и большой шляпе с перьями стоит под лимонным деревом, держа в руках закрытый зонтик. Под шляпой видна только часть её лица, но одного взгляда достаточно, чтобы понять, что она старше, лет сорока пяти или около того, и выглядит знакомой.

Я выхожу в сад.

Женщина улыбается и затем исчезает.

Нахмурившись, я оглядываюсь на вестибюль. Мягкий янтарный свет льётся на сумеречно-голубую траву, как и звенящая болтовня пар, возвращающихся с романтических ужинов и прогулок по пляжу, их смех пробегает по моей коже. Кажется, никого ни в малейшей степени не беспокоит женщина, которая секунду назад стояла под лимонным деревом, а в — следующую исчезла.

Сердце колотится, я подхожу к дереву, сканирую взглядом сад в поисках каких-либо признаков женщины. Всё ещё возможно, что она была настоящей, может быть, актрисой или реконструктором, нанятой отелем для празднования. Это объяснило бы старомодную одежду.

Но не исчезновение.

Я останавливаюсь у дерева, закрываю глаза и шепчу:

— Ты была ненастоящей. Ты была просто образом, который я выдумала из-за стресса. Я больше тебя не увижу.

Это мантра, адаптированная из аффирмаций, которые доктор Роби дал мне в рамках своего лечения.

«Твой мозг, за неимением лучшего термина, — сказал он во время нашей первой встречи, — даёт осечку. Нам нужно говорить логику и правду обо всём, что ты испытываешь. По сути, нам нужно переучить твой мозг видеть мир таким, какой он есть на самом деле, вместо того, чтобы позволять ему принимать ложь, которую он продолжает выдумывать».

Я начинаю поворачиваться обратно к вестибюлю, но на этот раз моё внимание привлекает пруд.

Из пасти льва не течёт вода. Он тоже выглядит по-другому: его брови сведены вместе, губы растянуты в хищном оскале, обнажая клыки, которые, хоть и потрескавшиеся и обветренные с возрастом, выглядят достаточно острыми, чтобы убить. Капля воды капает с одного клыка, падает в пруд и по его поверхности пробегает рябь. Я смотрю, как рябь каскадом набегает на серебристо-белую чешую, раздувшуюся и плавающую поверх воды.

Дюжина остекленевших рыбьих глаз уставилась на меня.

Ещё одна капля падает из пасти льва. На этот раз я замечаю, что цвет капли темнее, чем поверхность пруда, и что её рябь размазывает бледно-розовые линии по чешуе мёртвой рыбы. Сглотнув, я делаю шаг вперёд и протягиваю руку. Следующая капля падает мне на ладонь.

Она такая же красная, как розы, окружающие меня.

И тёплая.

Такая, такая тёплая.

Я закрываю глаза и позволяю капле скатиться в щели моей ладони.

— Ты ненастоящая, — бормочу я.

Я повторяю это снова и снова, концентрируясь на словах, чувствуя, как кровь стекает по моему запястью, лениво скользя по предплечью.

— Ты. Не. Настоящая.

Но когда я открываю глаза, кровь всё ещё здесь. Рыба всё ещё плавает. И все бутоны роз повернуты ко мне.

Они наблюдают за мной.

Мое сердцебиение отдается в зубах. Я срываю лист со стоящей рядом пальмы и использую его, чтобы вытереть кровь со своей руки. Розы следят за моими движениями, когда я ухожу, каждая поворачивается, когда я прохожу мимо.

Я продолжаю вытирать кровь, пока не возвращаюсь в свою комнату, и моя кожа не начинает саднить. Я выбрасываю лист в окно, мою руку в раковине и включаю телевизор, чтобы не чувствовать, что я совсем одна в этой комнате — идеальная мишень для видений, призраков или чего там ещё, чёрт возьми, происходит со мной на самом деле, — пока я просматриваю контакты на своём телефоне, останавливаясь на имени доктора Роби.

Я всё ещё смотрю на него, когда папа приходит час спустя, мой большой палец нависает над кнопкой вызова.

ГЛАВА 29

ЛИЯ

В ПОСЛЕДУЮЩИЕ НЕДЕЛИ мы с Алеком проводим каждую свободную минуту в обществе друг друга, по мере того, как количество деловых встреч Лона растёт, а моя семья находит в отеле другие развлечения, которыми можно занять своё время: мать посещает несколько клубов; Бенни проводит на пляже столько же времени, сколько Мадлен позволит; и отец ушел в охоту и занятия спортом, заводя новые влиятельные дружеские отношения везде, где только может, — всё чаще такие моменты случаются.

Палаточный город — наше убежище.

Днём мы плаваем, ловим рыбу и наслаждаемся новинками мороженого и жирными пакетиками попкорна с маслом. Томми, Мойра, Фитц и Клара часто присоединяются к нам, и хотя Клара продолжает смотреть на меня с недоверием, она не раскрывает мой секрет. Я не знаю, происходит ли это потому, что Алек попросил её не делать этого, или потому, что она знает, что я покину остров замужней женщиной в конце лета. Какова бы ни была причина, я выражаю свою признательность, тайком принося ей имбирное печенье из отеля, и однажды утром она даже слегка улыбается, когда я приношу ей маленькую коробку европейских шоколадных конфет, которые Лон подарил мне накануне вечером.

По ночам мы танцуем в павильоне и играем в настольные игры вдоль главной улицы, попивая дешевое пиво у ревущего костра на пляже. Нас шестеро — созвездия в расцвете сил — уже не дети, но и не совсем взрослые. Мы пылаем, как солнце, и сияем, как луна. Мы не вспоминаем о прошлом, когда мы вместе, и не беспокоимся о будущем. Мы — всего лишь эти мгновения между бодрствованием и сном. Мы — всего лишь смех и дыхание, легкомыслие и удовольствие.

Мы — это бесконечные возможности.

Но мои любимые тайные моменты случаются, когда мы с Алеком остаёмся наедине. Пробираясь по пустынным коридорам и украдкой целуясь в бельевом шкафу на пятом этаже. Обвивая ногами его талию в океане, когда волны обрушиваются на нас. Кружась в его объятиях под музыку оркестра Палаточного города. Видя себя его глазами как обожаемую женщину. И я знаю, что эти моменты опасны по целому ряду причин. Я знаю, что нас могут поймать, и я знаю, что мы оба можем потерять всё. И даже если нас не поймают, даже если мы проведём всё лето вместе и никто, кроме нас, никогда не узнает, я не знаю, как я смогу попрощаться с ним в конце или с