– Спасибо, – сказал Дронго. – Я не знаю, чем кончитсясегодняшний день, но вашему сыну лучше сидеть дома и никуда не выходить.

– Объясните, что происходит? – заволновался Земсков.

– Уже ничего. У меня остался последний вопрос к СергеюВсеволодовичу. Скажите, когда вы работали в Германии, вы встречались с АлинойПерельман?

– Я знал, что она работает в Кельне. А я жил рядом, в Бонне.Иногда мы виделись.

– Ясно. – Дронго поднялся, взглянул на Потапова и Земскова инеожиданно произнес: – А теперь мне будут нужны ваши объяснения.

– Вы меня подозреваете в убийстве Глушкова? – ехиднопоинтересовался генерал Земсков. – Или в убийстве Лопатина?

– Нет, – засмеялся Дронго. – Идемте, генерал, нам нужнонаконец оставить их одних.

Когда Дронго и генералы вышли из дома, Потапов тихоосведомился:

– Может, вы нам объясните, почему вас так интересуют этимонеты?

– Еще не время, – уклонился от ответа Дронго. – Вы можетемне наконец рассказать, что обнаружили эксперты в доме Лопатина?

– Не знаю, – ответил Потапов, – там работают сотрудники ФСБ.В функции службы охраны не входит проведение следственных действий.

Дронго взглянул на Земскова.

– Никогда в жизни! – взорвался генерал. – Я не пущу вас вдом! Я вообще прикажу удалить вас из поселка. Хватит! Уже ясно, что вы блефуетеи не можете ничего сделать. Лучше уезжайте, пока я не обвинил вас в сокрытииважных фактов от следствия. Уезжайте!

– Не уеду, – твердо сказал Дронго. – И не кричите на меня.Ненавижу, когда на меня кричат. Начнем с главного. В поселке убитывысокопоставленные чиновники, и причем одним и тем же способом – выстрелом всердце, из одного и того же оружия. По-моему, уже можно сделать некоторыевыводы.

– Какие выводы? – не понял Земсков. – Мы должны арестоватьСергея Романовского. Желательно сегодня вечером. А выводы сделает завтра утромнаш президент. Он выгонит и меня, и вашего друга Потапова. Причем выгонит так,что нас не возьмут на работу даже сторожами в цирке. Если вообще не посадят захалатность.

– Стоп! – вдруг сказал Дронго. – Кажется, мы упустили важнуюдеталь.

– Какую деталь? – не понял Земсков.

– Телефон. В день своей смерти Глушков разговаривал сомножеством людей. И звонил академику Алексееву.

– Ну и что? У него много друзей среди академиков, – не понялЗемсков.

– Возможно, он позвонил случайно, – кивнул Дронго, – нонужно проверить. Я запомнил номер телефона. Если вы разрешите, я ему сейчаспозвоню.

– У вас мания, – безапелляционно заявил Земсков. – Меняпотрясает ваша самоуверенность.

Дронго отошел от него и набирал номер по памяти. Почти сразуему ответил знакомый голос.

– Извините, – сказал Дронго, – это академик Алексеев?

– Да, вы позвонили на мой мобильный телефон. Я сейчасотдыхаю за городом. А кто со мной говорит? И откуда вам известен номер моеготелефона?

– Извините, – еще раз сказал Дронго. – Может быть, вы меняпомните. Однажды я выступал с научным докладом в МГУ. А вы руководилисеминаром. Меня обычно называют Дронго, но я могу назвать вам и свое настоящееимя.

– Не нужно, – рассмеялся Алексеев. – Я вас вспомнил. Моиколлеги рассказывали мне про вас. Говорят, вы лучший сыщик в стране. Или вмире. Даже не знаю, как вас назвать.

– Слухи всегда преувеличены, – возразил Дронго. – Извините,что вынужден вас побеспокоить. Вы слышали о смерти академика Глушкова?

– Конечно. Мы не были близко знакомы, но я очень уважалФедора Григорьевича и за его принципиальность, и за его практическуюдеятельность. Объявлено, что похороны будут завтра. Я обязательно буду. Выпозвонили по этому поводу?

– Не совсем. Три дня назад, в прошлый четверг, Глушковзвонил вам на мобильный телефон. Если учесть, что у вас разные сферыдеятельности и, как вы сейчас сказали, вы почти не были знакомы, то я хотел бызнать, по какому поводу он вам звонил?

– Значит, правда, что Глушков не просто умер, но его убили?

– Я пока не могу вам этого сказать. Просто не имею права. Авы можете мне объяснить, почему он вам позвонил?

– Не вижу смысла делать тайну из нашего разговора. Онспрашивал меня о применении статьи двести первой в новой редакции Уголовногокодекса, принятого Государственной думой. Злоупотребление служебным положением.Ему хотелось уточнить некоторые детали. У нас был недолгий разговор, буквальнонесколько минут. По-моему, он немного нервничал, но детали разговора я уже непомню. В моем возрасте такой недостаток вполне объясним.

– Спасибо, – сказал Дронго. – Вы мне очень помогли! Большоеспасибо.

Убрав аппарат, он подошел к генералам. Они испытующесмотрели на него.

– Только попробуйте меня остановить! – громко произнесДронго. – Я иду в дом Лопатиных, чтобы закончить наконец свое расследование.

– Что?! – одновременно воскликнули Потапов и Земсков.

– И не мешайте мне, – попросил Дронго. – Иначе мыдействительно никогда ничего не узнаем.

К дому Лопатиных они направились втроем. Толпа сотрудниковправоохранительных органов вокруг дома увеличилась – теперь здесь было не менеепятидесяти человек. Все молча смотрели, как два генерала и неизвестный высокиймужчина прошли мимо офицеров и сотрудников спецслужб и вошли в дом. В самомдоме работали человек десять. Лучшие силы прокуратуры и ФСБ были брошены нарасследование обстоятельств гибели председателя Таможенного комитета.

Земсков вошел первым, по-хозяйски огляделся и, взяв стул,уселся на него. Рядом стояли еще два стула. Он указал на них Потапову и Дронго.Когда те сели, Земсков строго спросил у одного из сотрудников:

– Где вдова погибшего?

– У себя в спальне. Ей было плохо, мы даже вызывали «Скоруюпомощь».

– Она сможет говорить? – поинтересовался Земсков.

– Не знаю, – пожал плечами офицер. Земсков неприязненновзглянул на Дронго. Потом на офицера. И снова на Дронго.

– Что вас интересует? – спросил он.

– Что известно об обстоятельствах убийства? – усталоосведомился Дронго.

– Примерно часа два назад, – пояснил офицер, – они были вспальне, потом Лопатин спустился на первый этаж. Жена говорит, что услышала шуми хлопок, но не поняла, что там произошло. Спустилась вниз. Он лежал на полу вкоридоре. Рядом никого не было. Дверь была открыта. Как видите, всеповторилось. Снова один выстрел, и снова исчезнувший убийца. Только на этот разэксперты обратили внимание, что дуло пистолета было как бы вдавлено в телоубитого.