Для Занги это в значительной степени было демонстрацией политических намерений. Взяв под контроль одновременно Алеппо и Мосул, он и так уже стал самым могущественным мусульманским принцем на всем Ближнем Востоке. Но ему на пятки наступали конкуренты, и в первую очередь эмир Дамаска. Сумей Занги присоединить этот город к своим владениям, ему удалось бы стать могущественнее самого Кербоги. Поэтому его попытки выставить себя борцом за веру представляли собой и игры в борьбе за верховную власть. Только объединив под своим началом весь мусульманский мир, он мог приступить к реализации «великой задачи» уничтожения христиан.

К счастью для крестоносцев, овладеть Дамаском оказалось куда труднее, чем думал Занги. Многочисленные осады так и не помогли взять город, а независимость, которую продолжал демонстрировать Занги, вредила его репутации. Однако к 1137 году замаячил долгожданный конец. Поскольку Дамаск все больше слабел, Занги решил поставить под ружье еще одну многочисленную армию. А когда более чем уместное нападение Византии отсрочило неизбежную развязку, отчаявшийся эмир отправил к Фульку гонцов, умоляя о помощи.

Эта просьба, равно как и реакция на нее Фулька, иллюстрировали очень важные перемены, произошедшие в государствах крестоносцев. К этому времени первое поколение западных рыцарей уже покоилось в земле. Их дети и внуки, выросшие в Леванте, в корне от них отличались. Города Утремера представляли собой кипучую смесь всех рас и религий, причем выходцы с Запада неизменно присутствовали там в меньшинстве. Обычаи и привычки Европы постепенно смешивались с местными традициями, а то и вовсе забывались. Эти мужчины и женщины прекрасно осознавали шаткость своего положения. Как написал один летописец: «Мы практически забыли, где родились…» Отправляясь в Европу, они обнаруживали, что, несмотря на безупречную родословную и титулы, их считали слишком восточными для Запада и слишком западными для Востока.

Те, кто вырос в Утремере, безнадежно окруженные намного превышавшим их по численности врагом, поняли то, что византийцы знали уже давно. Мусульмане были их неизменным соседом, а лучшая стратегия заключалась в том, чтобы этого соседа разъединять – в тот момент, когда они выступят единым фронтом, о любых надеждах можно будет забыть. Поэтому когда эмир Дамаска обратился к Фульку за помощью, многие его советники призвали помощь оказать.

Мысль об этом наполнила отвращением души тех, кто только-только приехал из Европы. Пропасть между новичками и уроженцами Утремера нигде не была так глубока, как в их представлениях о дипломатии. Первый крестовый поход предприняли, чтобы вырвать Святую землю из рук укравших ее исламских правителей, а не для того, чтобы вступать с мусульманами в сделки. Мусульмане представляли собой «силы Антихриста», оккупировавшие христианские земли от Малой Азии до Испании. Это был враг, с которым надо было сражаться зубами и когтями до полной победы. И представить, чтобы король крестоносцев выступил в защиту мусульманских правителей Дамаска – города, в котором принял христианство святой Павел, – была совершенно немыслимо.

Фульк отнюдь не строил иллюзий в отношении могущества своего королевства, поэтому мудро решил помочь Дамаску. Кампания увенчалась успехом – благодаря быстрым действиям Фулька и восстанию в Месопотамии, которое отвлекло внимание Занги. Но если пропасть между рожденными в Утремере и теми, кто совсем недавно прибыл из Европы все больше расширялась, то в мусульманском мире границы, разделявшие враждующие стороны, постепенно стирались.

К 1137 году на пути Занги к верховной власти осталось совсем немного препятствий. Многочисленные внутренние волнения с течением времени естественным образом сошли на нет. Мятежных правителей разгромили, а на их место посадили покорных. Даже Дамаск, и тот удалось нейтрализовать после дворцового переворота и установления временного режима, дружественного по отношению к Алеппо. У государств крестоносцев больше не осталось ни союзников, к которым можно было бы обратиться в случае нужды, ни мятежных правителей, чтобы взять их подкупом. Стол для главного наступления с целью вышвырнуть неверных со Среднего Востока был уже накрыт.

Пунктом назначения Занги стала контролируемая крестоносцами крепость Баарин на севере Сирии. Если ему удастся вырвать ее из рук христиан, это воспрепятствует их дальнейшему расширению и нарушит сообщение между южными и северными государствами крестоносцев. У короля Фулька не было другого выбора, кроме как ее защитить. Знойным июльским утром две армии сошлись в бою и устроили кровавое побоище. Иерусалимское войско было практически полностью уничтожено, а сам король Фульк едва не попал в плен. Только безусловная капитуляция крепости, равно как и слухи о марширующей на подмогу армии крестоносцев, убедили Занги отпустить тех, кто выжил.

Сдавшемуся гарнизону повезло – Занги далеко не всегда проявлял такое милосердие. В том же году, только немного раньше, один из гарнизонов на территории нынешнего Ливана сдался при условии, что солдатам сохранят жизнь. Поклявшись на Коране, что всем будет дарована жизнь, Занги принял у них оружие, после чего с капитана живьем содрал кожу, а остальных повесил.

Какую благодарность ни испытывали отступившие крестоносцы за то, что им сохранили жизнь, это никоим образом не отменяло тот факт, что отныне Иерусалимское королевство не в состоянии осуществлять наступательные операции. Все оставшиеся годы правления Фульк сосредоточился на восстановлении раздробленных сил, но к тому времени уже лишился былой энергии. Знать севера возобновила привычные склоки, а Фульк, которому еще не было и пятидесяти лет, не нашел в себе сил призвать их к порядку. Несколько лет он провел, пытаясь восстановить пошатнувшееся здоровье. В 1143 году его жена устроила пикник, желая насладиться видами живописных окрестностей Акры. Пока всадники скакали, один из королевских отрядов вспугнул кролика – Фульк галопом помчался за ним, но конь внезапно споткнулся, упал и всадник вместе с седельными сумками полетели вперед. Когда король рухнул на землю, тяжелое седло врезалось ему в голову с достаточной силой для того, чтобы «через уши и ноздри брызнули мозги». Через три дня, так и не придя в сознание, он скончался.

После смерти Фулька королевство оказалось в руках его супруги Мелисенды и их тринадцатилетнего сына Балдуина III. Хотя королева была умна, трон опасно зашатался. Верховенство Иерусалима над другими государствами крестоносцев постепенно сходило на нет. В последние годы правления Фулька оно решительно осталось только в теории. Теперь, когда у руля оказались женщина и несовершеннолетний ребенок, шансов обуздать северных баронов было очень и очень мало.

Вдали от королевства, в Алеппо, Занги ждал возможности использовать именно такой момент. Постоянно получая подробную информацию о разногласиях в государствах крестоносцев, он прекрасно знал, что христиане еще никогда не были так уязвимы. Правитель официально объявил джихад, надавил на эмиров, чтобы те дали людей, и великая армия маршем выступила на северо-восток.

Занги правильно определил свою цель. Из всех государств крестоносцев самым уязвимым всегда была Эдесса. Этот оплот христианства, самый восточный из всех, с трех сторон окружали враждебно настроенные мусульманские соседи. Перспективы Занги выглядели еще более радужными в свете того, что граф Жослен II, человек упрямый и пустой, не так давно страшно поссорился с единственным христианским соседом – принцем Антиохии Раймондом де Пуатье. Поскольку из двух государств Антиохия явно была могущественнее, Раймонд вынудил Жослена признать его хозяином. Этого оскорбления тот ему не простил. И каждый из них двоих, прилагая максимум усилий, стал путаться под ногами у другого. Когда Антиохии потребовался новый партиарх, Жослен старательно поддержал конкурирующего кандидата, а когда Раймонд выступил против одного местного эмира, назло подчинив себе его вассалов, Жослен ему в пику заключил мир с этим самым эмиром.