их. Слишком много они натерпелись от неистового корсиканца. Мы, Россия, сделаем первый ход, не более того. Коалиция уже создана фактически, только сама ещё не знает того, но оформить её юридически — как раз ваша задача, ваша сиятельство. Не могу указывать вам как именно, из уважения к вашим огромным талантам, но осмелюсь заметить, что я тоже немножечко понимаю в дипломатии и не вижу никаких к тому препятствий. Единый кулак против разобщенного и неуверенного в собственной правоте врага.

— Разобщенного? — скривился Нессельроде. — А если он окажется не разобщенным? Французы патриотичны и не стерпят так просто чужие войска на своей земле.

— Но ведь никто не собирается их завоевывать и сажать на трон чужеземца. — возразил Чернышев, чувствующий себя в ударе. — Мы только восстановим справедливость и всё. По сути станем гирей на весах внутрифранцузского конфликта. Подумай еще вот о чём. Итоги победы будут весьма велики. Мы совершенно замиримся с Англией, и кровь пролитая во Франции смоет кровь пролитую в наших столицах. Мы укрепим сам Священный Союз и свое место в нем, а то австрийцы вечно тянут шинель на себя. Заодно привяжем к себе прочными путами Голландию вернув им Бельгию. Мы лишим Францию силы, а сами укрепимся, поскольку страна с ликованием относится к победам. Даже поляки угомонятся так, как не даст ещё три взятия Варшавы.

— Браво! — хлопнул ладонью по дубовому столу император. Чернышёв был хорош в пылу спора, красив особенной мужской красотой уверенного в себе хищника, и государь залюбовался. Победно взглянув на Карла, он, однако, осёкся. Вид Нессельроде столь сильно контрастировал с Чернышёвым, что Николай ощутил холодок.

— Вам нехорошо, Карл Васильевич?

— Нет, Ваше величество, я в полном порядке и готов служить вам.

— Вы побледнели, граф. Зная вашу безупречность и храбрость, мне нечего предположить кроме дурного самочувствия. Быть может, вам стоит отложить дела и отдохнуть?

— Я полон сил, уверяю вас. Но исключительная любовь и почтительность, что я питаю к вашему величеству, вынуждают меня указать вам на заблуждение.

— Заблуждение? Поясните, граф.

— Вы сказали, что я безупречен и храбр.

— Так что же? Разве это не так?

— Это неправда, ваша величество.

— Как?! — если Николая и можно было изумить, то Нессельроде точно нашёл чем.

— Будь я безупречен, ваше величество, как ваш министр иностранных дел, то никогда бы не услышал тех слов, что прозвучали здесь. Не допустил бы ситуации при которой они возможны. И будь я храбр, то не испытал бы того страха, что охватил меня когда дошёл их смысл.

— Мне известна ваша позиция, — кивнул император, — но я никогда бы не осмелился заподозрить вас в большем чем разумное беспокойство.

— Думайте обо мне что вам угодно, ваше величество, но я действительно боюсь.

— Чего же, потрудитесь объясниться.

— Мне казалось, что где-то здесь у нас был французский посол, ваше величество.

— Он никуда не делся, что с того?

— И этот посол представитель правительства нами признанного, иначе как бы он был послом?

— Ах, вот вы о чем, граф. Вы, дипломаты, подчас продаёте избыточное значение бумагам. Они важны, не спорю, но ситуация иногда меняется. Иначе на земле не существовало бы войн.

— Вы желаете вдруг, внезапно, не имея доказательств (здесь Николай вздрогнул) враждебных действий, или не имея возможности их публикации (Николай побледнел) начать войну против могущественной державы на глазах всей Европы, и тешите себя уверенностью, что она не только не возмутится, но и поддержит вас в этом! Англия враг Франции? Допустим. Но и нам она не друг. Говоря прямо, у Англии нет ни врагов ни друзей, у Англии есть интересы. И странно думать, что подобная операция прямо перед их островом будет принята благосклонно. К тому же они терпеть не могут Священный Союз, и с удовольствием бы его отменили. А мы? Мы поможем им в этом? Пруссия — союзник, верно, но союзники не любят когда их даже не спрашивают. Австрия? Которая трясётся от одной мысли уступить нам влияние на Балканах и в Германии? Да мы и оглянуться не успеем, как получим новую войну не только с Францией, но и Турцией, при молчании немцев. Что же до Англии, то именно здесь и скрыты мои опасения, главный страх, если хотите. Англия обладает сильнейшим флотом и может создать проблем больше всякого. Что с того, что они много воевали с Францией?

— Быть может, нам стоит вспомнить, что Англия отчаянно сражалась за право торговли, в том числе с нами, ваше сиятельство? — вновь вступил в разговор Чернышёв. Он недоумевал как такой умный человек как Нессельроде не видит главного — желания императора, и глупо рискует своим положением.

— Вы дуете на воду, граф, — Николай успокоился и немного задумался, — по-моему граф Чернышёв описал весьма неплохую шахматную партию.

— В шахматах, ваше императорское величество, не бывает такого, чтобы фигуры меняли цвет. В политике это обычное дело.

— Довольно, господа. — Император поднялся и подошел к окну, показывая, что совещание окончено. — Решение принято. Следует думать о том как подготовить все в наилучшем виде. И здесь, Карл Васильевич, твоя задача в том и заключается, чтобы фигуры не меняли цвета.

Глава 15

Пушкин. 1 часть

— Это была самая странная прогулка в моей жизни. Я сразу понял, что нахожусь в Москве. Златоглавая не раз приходит мне в сновидениях… Знаете, дорогой друг, любопытно, но когда я жил в ней, мне частенько снился Петербург. И редко когда сон бывал скучен. Особенно зимой. Кругом снег, стужа, скрип всего что только может скрипеть, людское кряхтение, а мне являлся Летний сад во всем буйстве мая. Помню как ходил вдоль Невы и вода в ней была тёплая, я знал это по мягкости ветра. По пробуждении корил себя за недогадливость, ведь так не бывает. А здесь мне часто снится древняя столица. Удивительно, не находите?

— Всяко бывает. Я ведь рассказывал как однажды мне приснилось что-то, чего уже и не помню, но только место было тем, где я отродясь не бывал. Где-то в Англии. Удивлялся сей странности. Впрочем, я редко вижу сновидения, Александр Сергеевич. Оно и к лучшему, было время — одолевали кошмары.

— Жаль, очень жаль. Сны дарят пищу воображению.

— Я военный, а не поэт, — добродушно произнёс Безобразов, — к чему мне воображение? Есть артикулы и приказы, мне довольно. Вот вам оно необходимо.

— Такого я не видел никогда, — возразил ему, — ведь прелесть снов порою в нереальности происходящих в них вещей, сейчас же меня это напугала.

— Вы пережили покушение, неудивительно.

Утверждение показалось забавным.

— Неудивительно что пережил, или неудивительны последствие в виде странного сна?

— И то и другое, Александр Сергеевич. Вы