Она посмотрела на него, не поворачиваясь, и с тем же, ничего не выражающим лицом ответила:

– Хоть завтра. Уколы можно дома поколоть. Как будешь готов дорогу перенести. Я жду твоего решения.

Её безучастность была только видимостью. Она поняла за эти дни, что она является и жертвой, и героиней. Кем она только не является. А главное – не является, кем должна быть: женщиной для мужчины. Своего мужчины. Для мужа она сейчас жертва, в глазах окружающих – героиня, в своих глазах – жена, за столько лет усвоившая правило: ни шагу назад.

– Может, брату брякну? Туда-обратно мотнётся. Можно попросить на моей машине. Педали переделали. Я его подменю. Правда, – он решил признаться в часто одолевавшем недомогании и потере сил, вполне приписывая это операции, – долго не смогу. У тебя права есть? – спросил он и посмотрел на жену.

– С собой! – на всякий случай произнесла не то вопрос, не то ответ. Ей лень было отвечать.

Она оценила состояние мужа, в голове которого уже был одному ему понятный мир. И ложь вокруг него. Ложь, примиряющая его мир со всеми окружающими.

Она не могла проникнуть в его голову, не могла знать, о чём он думает.

«Он понимает ли, что он первый и последний мужчина у меня, думал ли когда об этом? Стыдно признаться: хочу мужика. Здесь, перед живым ещё мужем. Он лишил меня девственницы. А вот момент настанет и как? В кино и видела. Жизнь прошла. Кто бы знал, что вот так буду сидеть в палате с мужем и думать о таких вещах. Свобода, скоро свобода. Вдова. Всё же лучше, чем разведёнка».

Голос мужа вновь вернул к действительности.

– Какого чёрта ты молчишь? Надо собираться.

– Врач считает, что лучше сделать обезболивающее, снотворное добавить – и в путь. Так ты гораздо легче перенесёшь дорогу, – решила она сказать полуправду.

– Ты с ума сошла?

Вмешался Андрей:

– Нет-нет, правильно, – сказал он, твёрдо настаивая и уклоняясь от серьёзного разговора о болезни. – Сел в машину. Уснул. Поехали. Проснулся – дома.

– Ты так думаешь? – медленно (не подвох ли?) переспросил он, размышляя о чём-то.

– Не сомневаюсь. Бабушку у знакомого перевозили. Пикнуть не успела. Глаза открыла – ах, дома.

– Так чего ждём? – Семён, радуясь тому, что так легко решилась проблема отъезда, заторопил события.

Андрей успокоил друга:

– Документы на выписку готовят. Формальности. Что, первый раз?

Он посмотрел на тусклые волосы Семёна. Разглядывая друга, он увидел изменения в его внешности, которых раньше не замечал. На этот раз ему показалось, что губы стали тоньше, а дёсны более заметны, от них будто отлила кровь; и зубы ярче и крупнее вырисовывались, напоминая ощерившуюся собаку.

Перед отъездом в палате собрались врачи, Эдик, Маша и Андрей. Семён после укола спал.

Перед кроватью стояли обычные высокие носилки.

Все смотрели в нерешительности на беспомощного Семёна. Ещё недавно никто и подумать не мог, что им придётся решать за Семёна.

Все осознавали нелепость ситуации. Состоявшийся, успешный и респектабельный человек в один миг стал овощем. Все понимали это и решали, что делать.

– Я бы в обычной машине не повёз, – сказал врач. – Откроется кровотечение, не сможете помочь. Что случится – вас обвинят! А как вы в салоне автомобиля его расположите? Конечности затекут. Переворачивать будете – проснётся. Вдруг авария. Да мало ли что может случиться в дороге. Не надо. Благоразумнее надо быть.

«Врач прав. Рассуждения врача имеют основания, – подметил Андрей. – Всё-всё надо запоминать. С некоторых пор, скорее всего после того, как стукнуло тридцать два, всё чаще задумываешься, как же поступить, когда умер близкий человек, а ты один на один с трупом. Живёшь себе. Позвонили. Вчера ещё бабушка. Опять бабушка. Все примеры на бабушках! Сегодня тебе решать: с внутренностями или без погребать. Проблема. А тебе говорят: «За тысячу рублей с внутренностями, за две – без них. Никаких проблем. Мы их с собой увезём. Лицом будет – как живая!»

Он поглядел на кровать. Семён спал. Грудь подрагивала от учащённого дыханья.

«А ведь друзья, знакомые, одноклассники подтянулись к бабушкам и дедушкам. Да! Это уже заставляет задуматься. Ладно. Врача слушать следует».

Эдик с жалостливыми глазами обратился к врачу.

– Что же нам делать?

– Оплатите машину реанимации. Можно дать задаток. И в путь. С проблесковыми маячками несложно. Водитель опытный. Врач с вами будет. Если с собой денег нет, то заплатите по прибытии домой.

Андрей поддержал Эдика:

– Не думай. Именно так и делай. Решено. По крайней мере, врачи по дороге свои обязанности выполнять будут.

Эдик по очерёди посмотрел на каждого, ища поддержки и одобрения. Все молчали. Маша пожала плечами. Тоже оглядела всех, ожидая ответа. На лиц читалось: «А ты как хотела? А кому принимать решение?» Согласно махнула рукой.

Эдик сказал:

– Хорошо.

– Давайте другие носилки, – сказал один врач другому и направился к выходу.

Следом за ним все вышли в курилку.

«Нет, я в этом участвовать не буду, – решил Андрей, – с меня достаточно».

В курилке он попрощался с братом и женой друга, посчитав, что долг дружеский им исполнен.

– Увидимся дома. Поеду, не вижу смысла задерживаться в Питере. Хотел в Эрмитаж, да не поеду, настроения нет. До встречи. Звоните, если что.

Эдик пожал ему руку. Маша поблагодарила:

– Спасибо!

– Да уж куда там. На связи.

Он покрутил головой по сторонам, в поисках нужного направления и, восстановив в памяти паутину поворотов, спусков и переходов, быстро спустился вниз.

Два месяца протекли быстро. Семён привыкал к новой жизни после операции.

На широком диване лежали предметы первой необходимости и всякие мелочи. Среди них была пара книг, которые нужно было прочесть и которые он уже начинал читать, с закладками на второй и третьей страницах, пульт от игры Sony PlayStation, ни разу не взятый в руки, маленькое зеркальце, пилка для ногтей (что-то расти стали быстрее), телефон, ноутбук, зачем-то – ручка и чистая тетрадь, эспандер резиновый для кисти, двойной шар, крутящийся сам в себе, для подкачки мышц всей руки. Сбоку, на отдалённой спинке, покоились чистые джинсы и рубашка, именно те, излюбленные, которые подчёркивали в лучшей степени яркость и стильность обладателя. Они дожидались того часа, когда ему станет лучше, чтобы он мог сразу одеться и поспешить по делам, по своим потребностям, как всегда, до болезни. Время словно разделилось на две половины: до болезни и после. Нет, не так. До операции, когда у него была нога, и после операции, когда ноги уже не было.