–Но ты спал с ней,– обвинила я его.

–Спал. А она сбежала, когда после очередного кошмара я очнулся с рукой у неё на шее. Она испугалась и попыталась драться со мной. С чего вдруг, вообще не понятно. Но я тоже виноват, я же не предупредил её о кошмарах.

–Но она ведь не разбудила тебя поцелуем или касанием,– ненавидя себя за эти слова, пробормотала я.

Ванесса, целующая Логана, последнее, что мне хотелось представлять.

* * *

Чуть позже я поднялась наверх в спальню. Логан остался внизу, вышел на понтон: покурить и подумать. Я и не рассчитывала, что он появится следом. По крайне мере, не сразу. В глубине души меня терзали неопределённые чувства. Я устала сдерживаться: мне хотелось рвать и метать… и рыдать у него на груди.

Почему? Почему всё так складывалось? Почему всё не могло быть иначе?

Меня посетило какое-то отвратительное ощущение, словно бы Логан мне изменил. Умом я понимала, что всё произошло задолго до нашей встречи, но это мало что меняло.

«И спал с ней…»– его ровный голос звучал у меня в ушах.

Если он после увольнения чувствовал, что их браку конец, зачем так делал?

Потому что он мужчина, детка,– ответила я тут же самой себе,– у них чувства и физиология вообще никак не связаны.

А мне хотелось бы, чтобы было наоборот, хотелось бы надеяться, что у Логана ко мне были глубокие искренние чувства. Возможно, если он приоткрылся мне и доверил свои тайны и страхи, так оно и было.

Рухнув на белоснежное покрывало, я утопила лицо в подушках и зажмурилась, и лежала так, пока не стало трудно дышать. Перевернувшись на спину, я, будто рыба на льду, глубокими вдохами через рот восстанавливала поток кислорода. Слизнув соль собственных слёз с губ, подумала, что мне действительно не хочется успокаиваться.

Прорыдаюсь, а там посмотрим,– сказала я себе и дала волю слезам.

Пока я тонула в жалости к самой себе, прошли долгие минуты, но Логан не появлялся. Может, решил дать мне время, а вечером вообще лечь спать внизу.

Сама же сказала, что вы можете быть лишь друзьями, а друзья не спят в одной кровати,– поиронизировала я и подумала, что совсем бы не возражала сегодня заснуть в его объятьях.

–Чёртовы двойные стандарты,– пробормотала я в пустоту.

На место жалости нагрянул стыд. Да, мне было стыдно, что я жалела себя, а не Логана. Это его жизнь принимала на себя очередной удар, а я попала между жерновами его проблем, и если я как-то не соберусь, меня перетрёт в пыль.

Что он думал делать с ребёнком, если это действительно его ребёнок? Смогу ли я заботиться о нём, в случае, если он будет жить с нами? Ну, ладно, допустим, не жить, а приезжать на летние каникулы и рождество? Ребёнок свяжет его и Ванессу навсегда. Навсегда!

Стоп.

Логан мне ещё ничего не предлагал, о любви и совместном будущем не заговаривал, а я тут рассуждала о каких-то мифических летних каникулах.

Сев на кровати, я потянулась к сумке и вынула сотовый. Мне надо было с кем-то поговорить, а в этой ситуации ближе Элли у меня никого не было.

–Привет, пропавшая моя,– пропела подруга, быстро отвечая на звонок.

–Как быстро ты сможешь добраться до Сиэтла от Линвуда?– без предисловий начала я.

–Что случилось?– тон Элли изменился, может, она даже приподнялась с дивана, на котором, без сомнения развалилась, смотря какое-нибудь очередное нелепое шоу по телеку, в этом была вся она.

–Я была бы рада, если б ты приехала, очень соскучилась,– хмыкнула я, пытаясь пошутить, но, конечно, она понимала, что за словами скрывалось куда больше.

–Он опять объявился?– настороженно спросила она, а я отмахнулась коротким «нет».

Однако слова Элли напомнили, что у меня самой было полно скелетов, о которых я не намеревалась рассказывать Логану. По крайне мере, не прямо сейчас. Позже, может быть.

Перед глазами мелькнуло лицо, увиденное в окне машины. Мелькнуло и исчезло, как мираж, как наваждение, как звоночек из позабытого сна.

Куда безопаснее было бы встречаться со списанным в запас воякой, чем с владельцем издательства. Это наводило меня на мысль, что я снова окажусь в кругу, которому не принадлежу.

–Ну, так ты приедешь?– повторила я свой вопрос.

–Приеду, милая, приеду, конечно.

–Элли,– тихо позвала я,– я тебе не говорила, но я не одна.

–Пфф,– фыркнула подруга,– так и подозревала, что в деле без мужчины не обошлось.

–По любым другим поводам я могу позвонить Альфреду или маман.

–Кстати, здравая мысль, позвонила бы ты матери, зная тебя и её, думаю, вы уже порядком игнорируете друг друга.

Я тяжко вздохнула в трубку, и Элли тихонько, но самодовольно рассмеялась. По её мнению, она могла читать меня, как открытую книгу.

–Мы эсэмэсимся, этого достаточно.

–Ну-ну,– я прямо видела, как Элли качает своей кудрявой головой,– адрес-то хоть прежний у тебя? А вообще… лучше встреть меня в аэропорту. Номер рейса позже кину.

–Договорились и… спасибо.

В жизни каждого ребёнка наступает момент, когда он перестаёт воспринимать взрослого, как эталон, как образец, как непреложный рупор истины. Зачастую всё начинается с собственных родителей. Они уже не непогрешимые герои, способные исправить всё, начиная от разбитых коленок и ссадин на локтях до приставучих хулиганов с соседней улицы и вызовов в школу. Вместо родителей в них уже проступают простые люди со своими достоинствами и недостатками, грехами и слабостями, со всем их несовершенством.

Я был абсолютно уверен, что с моим отцом этот рубеж мы перешагнули много лет назад, когда я уже понимал, что не соответствую его представлениям об идеальном сыне. Он не умел хвалить, не был способен поощрить и вдохновить меня, не интересовался вещами, которые бы сделали меня счастливым рядом с ним, а потом… случился развод, и я окончательно потерял веру в него.

В один из вечером он вызвал меня на разговор, начал рассказывать, как они с мамой познакомились, как сходили с ума друг по другу, о жизни, которую они вели до моего появления. Его слова рисовали перед моими глазами совсем другой образ: не того ублюдка, который сидел напротив и предавал собственную семью, а простого парня, не без недостатков, конечно. Парня, которым я сам надеялся стать когда-нибудь.

Но в тот вечер я твёрдо решил, что сделаю всё, что угодно, только бы не превратиться в отца.

Так что сейчас, стоя в палате в отделении интенсивной терапии напротив его неподвижного тела, погружённого в медикаментозную кому, я пытался соотнести этого человека с тем говнюком, который мешал мне жить большую часть прошедших лет.

Тот разговор, много лет тому назад, закончился ничем. Я выбежал из отцовского кабинета, промчался мимо матери, которой было едва ли не лучше меня, и сгинул в недрах пафосного особняка, чтобы забиться в тёмной угол и прострадаться, как нормальный подросток, понимающий, что его семьи и в то, что он верил, больше нет.