Удар пришелся на левое заднее крыло. «БМВ» закрутило, как щепку в водовороте. Пробив бетонную ограду, автомобиль пролетел сквозь заросли кустарника и, переломив, как спичку, ствол молодого деревца, ткнулся в его свежий обрубок.

Марина прошла через тройной кордон охраны.

– Как в Кремль, – заметила она последнему, двухметровому хлопцу с автоматом наперевес.

Тот довольно ухмыльнулся.

– Как раз в Кремле можно и не ставить.

Вышедшая навстречу «экономка» – немолодая дородная дама, выполняющая всю работу по дому, доложила:

– У Антонвикторыча гость. Где вы будете ужинать?

– Все равно. Куда посадите. Лишь бы было чем.

«Экономка» принялась перечислять ей блюда. Марина поблагодарила и попросила первое из того, что было названо. Всякий раз она чувствовала неловкость, читая в глазах этой женщины боязнь не угодить.

Все попытки объяснить, что церемонии ни к чему, были безуспешны – Нина Петровна с маниакальным упорством твердила, мол, Марина теперь хозяйка – так сказал Антон Викторович… А его слово было для нее тем же, что воля верховного вождя для затерянного в джунглях племени аборигенов.

– Я подам вам ужин во вторую гостиную.

– Отлично.

Марина испытала облегчение, когда домработница ушла.

«Интересно, а где эта вторая гостиная?»

В такие минуты Марина ощущала ностальгию по родной коммуналке. По добродушному Степанычу, крикливой Лиде и ее неугомонным сорванцам… Надо бы навестить их как-нибудь… Но что она им скажет? «Привет, у меня теперь богатый любовник»? Звучит не очень…

Поплутав по закоулкам и коридорам дома, Марина услыхала голоса, доносившиеся из-за неплотно закрытой двери. Громкий, резкий – Антона. Второй – чуть надтреснутый, обволакивающий, вкрадчивый – невидимого гостя.

– …предлагает обмен, – говорил Антон, – долю в его золоте на участие в нашем спирте.

– Почему?

– В штатах у него возникли проблемы с Интерполом. Он засветился. «Голден СМА» уже трясли.

– Этого следовало ожидать. Они не жалуют наших ребят. А нам ни к чем чужие проблемы. Своих хватает.

– Это верно. Какая-то сука упорно метит нашу территорию. Что думает эксперт об убийстве Соленого?

– Считает, что это почерк Тарантино.

– Та-ак… – проговорил Антон с какой-то зловещей интонацией.

Тресь! Марина распахнула дверь так, что та бряцнула о предохранитель на полу.

– Добрый вечер, – Марина придала лицу максимальную степень невинности.

Антон стоял у окна. У него был вид боксера, занявшего глухую оборону. Взгляд исподлобья, губы сжаты в тонкую нить. Мышцы на сцепленных руках напряжены так, что, кажется, вот-вот разорвут ткань джемпера. Его собеседник, напротив, держался спокойно, уравновешенно, будто стратег, вынашивающий план действий. Он сидел на диване, перекинув ногу на ногу. Сухощавый, лысоватый, сутуловатый, напоминающий школьного учителя или научного работника. Завидев Марину, он поднялся, окинул ее цепким, подозрительным взглядом из-под квадратных, с затемненными стеклами, очков, протянул длиннопалую руку.

– Аркадий.

– Очень приятно.

Они оба сдержанно улыбнулись.

– Не буду вам мешать.

Не дожидаясь ответа, Марина вышла и плотно закрыла за собой массивную дубовую дверь.

Олег открыл глаза.

Тупая боль саданула в висок, но, вместе с ней, пришло осознание: «Я жив».

Лобовое стекло превратилось в гигантскую, испещренную осколочными брызгами паутину.

Он рванулся, но грудь резанул ремень безопасности, малость, к которой приучил отец: «Никогда не рискуй понапрасну». Сегодня Олег впервые отступил от этого правила. Впрочем, было что-то в этой смертельной игре, в опьяняющем чувстве победы над собой, соперником и самим небытием, в животной радости от простой возможности дышать, двигаться, мыслить… Никогда прежде он не задумывался о ценности самой жизни, в глупом эгоцентризме считая, что нет ничего банальнее и скучнее обыденного понятия – жизнь.

И тотчас, вслед за головокружительным ощущением восторга, шевельнулась тревога: «Где же этот придурок Ник?»

Олег отстегнул ремень, толкнул дверцу. Та не поддавалась. Правое колено пронзила острая боль.

Неужели перелом? Стиснув зубы, он пошевелил ногой. Согнул, разогнул. Нет, кажется, обошлось.

Теперь нужно как-то выбраться, попасть домой. И чтобы этот недоумок молчал. Отец за подобные состязания по голове не погладит. А Олегу вовсе ни к чему портить с ним отношения.

Дверца, наконец, поддалась. Морщась, Олег вылез наружу. Стоял, покачиваясь, ловя ртом колючий воздух. Ноющая боль в колене отдавала в затылок. Надо же, какая связь… Автомобиль отнесло от дороги метров на шесть. Олег снова подивился, как остался в живых, только теперь ощутив страх.

Прихрамывая, он поплелся к шоссе. Джипа нигде не было видно. Смотался. Вот свинья! И, как назло, ни одной машины! Чертыхнувшись, Олег огляделся по сторонам, и тут увидел джип. На дне оврага. Опрокинутый на бок. Одно из его колес, обращенное к задымленному небу, продолжало медленно вращаться…

– Ник! – он хотел крикнуть во весь голос, но из горла вырвался невнятный звук.

«Господи, что же это? Где он? Неужели – там?!»

Олег стал спускаться вниз. Ушибленная нога подвернулась. Он съехал, волоча за собой смерзшиеся земляные комья. Поднялся, почти на карачках подобрался к поверженному автомобилю. Прокашлявшись, позвал вновь:

– Ник!

Нет ответа. Только злорадно заскрипели от налетевшего ветра плешивые верхушки сосен. Ему стало жутко.

Олег взобрался на машину, заглянул внутрь через треснутое стекло. Ник лежал, скрючившись, уткнувшись головой в панель приборов. Тихий и неподвижный.

Безмолвие. Давящее и стылое, как на кладбище.

– Погоди, – бормотал Олег, дергая дверь, – я тебя сейчас вытащу.

Он выбил стекло, открыл замок, влез внутрь, включил свет. Потормошил Ника за плечо. Тот не шевелился.

– Ник! – Олег повернул его к себе, придерживая голову.

Только сейчас он заметил, что панель приборов была перемазана кровью. Волосы Ника были липки и влажны. Олег никогда не видел столько крови вблизи. Однажды ему довелось проезжать мимо места аварии, когда пьяный водитель сбил шестерых, стоявших на трамвайной остановке, посреди дороги.

Тогда весь асфальт был бурого цвета. Но со стороны это воспринималось иначе, как-то неправдоподобно, будто в кино. А теперь…

В слепом свете лицо Ника было похожим на вылепленную из гипса маску.

Тоненькая красноватая струйка сочилась из уголка полуоткрытого рта. Фиалковые глаза тускло и надменно глядели через зияющий проем в коричневое ночное небо.