–Ну, в таком случае... – сказал сэр Джон, и все начали подниматься из кресел.

Вэту минуту и появился Аллейн.

Каким-тонеуловимым и непонятным образом его приход словно вдохнул во всех свежие силы –так бывает, когда на сцене появляется, наконец, знаменитый актер, оживляядействие и обостряя внимание публики.

–Нам очень жаль, – сказал он, – что пришлось заставить вас ждать так долго.Уверен, мистер Фокс все вам объяснил. Это очень запутанная, трагическая истранная история, а от того, что сам я оказался одновременно и бестолковымсвидетелем, и полицейским, ведущим расследование, она для меня проще не стала.

Онпослал леди Смайт извиняющуюся улыбку, и дама сказала – возможно, самаудивившись своим словам:

–Ах вы бедный.

–Что же, тут уж ничего не поделаешь, мне остается надеяться, что кто-то из васспособен сообщить нам больше того, чем могу похвастаться я сам.

БратАллейна произнес:

–Мы старались изо всех сил. Как же иначе.

–Это хорошо, – отозвался Аллейн. Он читал сделанную сержантом запись.

–Мы надеемся, что вы нас отпустите, – сказал сэр Джон. – Дамы...

–Да, конечно. Для вас это было ужасным испытанием, вы все, наверное, измотаны.

–А вы-то сами? – спросила леди Смайт. Она была сильной женщиной.

Аллейнподнял глаза от записей.

–Ну, – сказал он, – меня, пожалуй, еще можно похлопать по спине, но не сильно.Похоже, к этим записям добавить нечего и я хотел бы задать вам всего одинвопрос. Я понимаю, что на месте преступления царила полная неразбериха и все жехотел бы знать, есть ли у вас мнение, обоснованное или нет, не важно,относительно того, кто совершил убийство?

–Но Боже мой! – воскликнул сэр Джордж. – Рори, помилуй. Кто же еще, как не тотмужлан, которого увели ваши люди. Кстати, я должен тебя похвалить, они действоваливесьма расторопно.

–Ты имеешь в виду?...

–Господи, разумеется я имею в виду это здоровенное животное с копьем. Прошупрощения, – сказал он полномочному представителю и густо покраснел. – Боюсь, яне совсем удачно выразился. Уверен, вы поймете меня правильно.

–Джордж, – с подчеркнутой вежливостью осведомился его брат, – тебе не хочетсядомой?

–Мне? Нам всем хочется. Но не могу же я всех тут бросить. Я не желаю никакихпривилегий.

–Уверяю тебя, привилегий ты не получишь. Стало быть, – Аллейн повернулся к остальным,– вы все считаете, что убийство совершил копьеносец?

–Ну, в общем, да, – сказал сэр Джон Смайт. – Я к тому, что... Кто же еще? Бог тымой, копье-то ведь было у него в руках!

Супругаполномочного представителя вдруг довольно громко произнесла что-то на родномязыке.

Аллейнвопросительно взглянул на ее мужа, тот откашлялся.

–Моя жена, – сказал он, – кое-что заметила.

–Да?

–Моя жена говорит, что поскольку тело лежало рядом с ней, она слышала.

–Да? Что она слышала?

–Звук удара и предсмертный хрип, – он коротко посовещался с женой. – И еще однослово. Нгомбванское. Очень тихо произнесенное мужчиной. Она думает – самим послом.

–И что это за слово, по-английски?

–“Предатель”, – сказал полномочный представитель.

Оннемного помолчал и добавил:

–Моя жена хочет теперь уйти. У нее кровь на платье.

III

Громобойпереоделся в халат и выглядел в нем, как Отелло в последнем акте. Халат былчерный с золотом, а из под него еще выглядывала малиновая пижама. Громобойраспорядился, чтобы его разбудили, если Аллейн захочет с ним переговорить, итеперь принимал в библиотеке Аллейна, Фокса и притихшего, но все еще нимало несонного мистера Уипплстоуна. На миг-другой Аллейну показалось, что Громобой собираетсявыразить недовольство присутствием последнего. Увидев его, Громобой словно бызамер. Он явно намеревался что-то сказать, но затем, по-видимому, смилостивился.Похоже, мистеру Уипплстоуну удалось найти правильный тон в обращении сГромобоем. Его дипломатические манеры оказались безупречными: почтительностьбез подхалимства и сдержанность без заносчивости.

КогдаАллейн сообщил, что хочет поговорить со слугой-нгомбванцем, обслуживавшим их вшатре, Громобой, не тратя лишних слов, отдал короткое распоряжение повнутреннему телефону.

–Я бы не стал беспокоить вас по таким пустякам, – сказал Аллейн, – но мне неудалось найти никого, кто согласился бы взять на себя ответственность и привестико мне этого человека без вашего приказа.

–Они сегодня все не в себе, – туманно откликнулся Громобой. – Зачем он вампонадобился?

–Английский лакей, работавший в шатре, утверждает, что этот человек напал нанего.

Громобойприкрыл глаза.

–Цирлих-манирлих, – сказал он

Добавлять“как мы когда-то говаривали в “Давидсоне”, необходимости не было. В последнийих школьный год это выражение было в таком ходу, что в конце концов истерлосьдо нитки. С пугающей точностью Аллейн вспомнил и отделенную от него столькимигодами темноватую комнату, пахнущую тостами с анчоусами и горящим в каминеуглем, и принятые в его с Громобоем кружке сверстников манеры.

Появившийсявскоре слуга оказался невзрачным человечком в белых брюках, майке и застегнутойне на те пуговицы лакейской куртке. Он определенно очень волновался и испытывалперед Президентом благоговейный страх.

–Я сам с ним поговорю, – объявил Громобой.

Такон и сделал, и судя по раскатам его голоса, разговор был суровым. Слуга,выкатив глаза и уставя их в некую точку на дальней стене библиотеки, отвечал,так во всяком случае показалось Аллейну, с отчетливостью заводной игрушки илисолдата на параде.

–Он говорит “нет”, – сказал Громобой.

–Вы не могли бы немного надавить на него?

–Это ничего не изменит. Впрочем, пожалуйста.

Насей раз слуга ответил более пространно.

–Он говорит, что столкнулся с кем-то в темноте и, споткнувшись, на миг уцепилсяза этого человека. Смешно, говорит он, считать это нападением. Он про это идумать забыл. Возможно, речь идет о вашем лакее.

–Куда он отправился после этого?

­Оказался около заднего выхода и выскочил из шатра, его напугала всеобщаясуматоха. Там люди из охраны сцапали его и отвели со всей прочей прислугой вбальную залу.

–Вы ему верите?

–Он не посмел бы солгать, – спокойно ответил Громобой.