Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как видно, именно этот эпизод заставил автора житийной повести сказать: «В то же время набрал силу народ литовский и начал грабить владения Александровы. Он же выезжал и избивал их. Однажды случилось ему выехать на врагов, и победил он семь полков за один выезд и многих князей их перебил, а иных взял в плен, слуги же его, насмехаясь, привязывали их к хвостам коней своих. И начали с того времени бояться имени его».
Данных, для того чтобы подробно реконструировать ход пяти сражений, слишком мало. Летописное повествование кратко, ясно, прозрачно… и абсолютно лишено подробностей.
Можно лишь представить себе картины больших битв, дополняя недостаток информации силой ума.
…Сторо́жа доложила Александру Ярославичу: литвы — с тысячу. Может, чуть поболе, может, чуть помене, но около того. Чуют за собой погоню, вборзе поспешают. Но все-таки не бегут, бросая добычу, ибо силу в себе видят. А сколько у него? Своей дружины с охотниками новгородскими пять сотен, витеблян с сыном — две сотни, да охотников из битого, грабленного, паленного литвой Торопца — еще две сотни с половиною. Эти последние местью горят, не терпя литовского насилия. Так на так выходит.
Что в его пользу? Дружинники лучше одоспешены, литвины им не в версту, кольчугами не богаты. Легче литва, быстрей на конях, но сейчас они уходить не будут. Им надо полоняников сохранить да награбленное имущество. Нет, обоз они не бросят… Ин, оно и к лучшему, всех гибель скосит, больше на Русь не вернутся.
Еще что за него? Знает он эти места. Отец тут литвинов двадцать лет назад крепко понаказал, да и рассказал потом сыну в подробностях все пути-подходы к Усвяту. Литва усвятские земли не ведает, стежек ее, тропинок узких, дорог широких. Зато ведает, что он рядом, со своими людьми. Литвины лесной разведкою сильны, тут они Руси не уступают. Уже исполчились, ясно. Уже ждут.
Ну, благослови, Господь! Помолясь, начнем просто и без затей. Все затеи ночью были, задолго до утренней поры. И како те затеи свершатся, день покажет да Бог явит.
Князь вывел свою дружину на ровное место, по летней поре хорошо просохшее — в самый раз для его конницы. Не торопясь, построил людей. Дал роздыху чуть-чуть. Все устали: ночью и Русь шла, и литвины шли, и литва от Руси не ушла, быть бою. Но оба воинства утомлены.
Впереди — почти ровная низинка-впадинка, утренний туман не до конца ушел оттуда. За нею литвинские князьцы своих людей в боевой порядок устраивают, такожде ничуть не торопясь. От смерти поздно бежать, надобно ей уже в глаза глянуть… А за ратью литовской — главки деревянных храмов Усвята да многие дымы от сожженных домов, от сожженных стен городских… А дальше, так далеко, что отсюда не видно, где-то там, на улицах, обращенных в угли, обоз, и перед ним, за ним, вокруг него тысячи русских полоняников. Дорогой товар. Справа озеро Узмень, слева озеро Усвят, сойдемся меж ними, у стен курящихся, бесхитростно, лицом к лицу. Изопьем из смертной чаши.
Удальцы литовские ярили коней, кружились на них, крича и ругаясь, вызывая на бой. Дружина Александрова стояла безмолвно. Не тот день, чтобы в игры играть. Литвины наконец тронули коней, стекая со всхолмия в ту самую низинку. Там и решится дело. С гиком, со свистом набирают ход. Удальцы! И видно — больше их, заметно больше.
Ничего. Еще и не такую силу, бывало, перемалывали…
Князь поднял руку и произнес негромко:
— С Богом!
Услышали его немногие, те из ближних людей, кто был в шаге-двух-трех от него. Прочие же, спаянные старой боевой выучкой, молча, в едином строю пошли на литву. И слов не надо, единого знака достаточно. Грозная сила! Есть тут ратники, на свею с князем ходившие, на немцев и на чудь. С мечом дружны, с копьем неразлучны. Старый стяг со святыми Борисом и Глебом колыхнулся над головами воев, затрепетал, расправляясь по ветру.
Рыхлая толпа литвинов ударила в русскую стену и отпрянула под ее натиском. Собралась, вновь ударила и вновь отпрянула. Опять собралась, сейчас еще раз ударит…
Ссекая первого за сей день литвина, Александр Ярославич услышал, как вдалеке звучит рог, а потом как отвечает ему второй рог.
«Благодарю тебя, Господи, защитник наш!»
Хорошо знать места, где ты решил дать бой чужакам. Хорошо знать, как обойти и озеро Узмень, и озеро Усвят. Хорошо знать, где удобные броды. Хорошо знать, что с его стороны к Усвяту ведет всего одна неширокая лесная дорога, а с другой стороны, за озерами, — еще две, намного шире. С таким знанием ты выигрываешь битву до того, как вынут меч из ножен. Ведь в часы ночные четыреста пятьдесят ратников по твоей воле зайдут врагу за спину по правильным бродам и правильным дорогам: витебляне, торопецкие охотники…
И ударят насмерть.
Ссекая второго литвина, князь спокойно подумал о враге: «Все здесь лягут, ни один не уйдет назад». Потому что на Руси в литве нужды нет…
Три большие победы добавили горькой мудрости князю. К нему пришло тогда то, что ум принимать отказывается, но душа, Богом настроенная, словно арфа, даже и такую, печальную и трагическую, мелодию воспроизвести способна. Отозвалась на нее та самая глубинная суть человеческая, оживающая в страшные часы жизни.
Что есть долг государя перед Богом? Не только тяжесть, требующая бесконечного терпения, не только риск умереть на поле брани, не только горечь от неблагодарности… Это еще и одиночество.
Оставили его новгородцы, не раз им от лютого врага спасенные. Мало того, и соседей своих близких они оставили, таких же русских, таких же православных… Охотники только новгородские остались, то бишь добровольцы. А сила главная тяжкая новгородская ушла. Сколь красив, сколь величествен город на Волхове! Дивными храмами украшен! Богатство являет на торгах! Верою православной живет! Да много ли городов краше и славнее на Руси? Вот только никого и ничего не желает знать храбростный муж новгородец