— И вовсе он не дуралей, — вступился за пса Сережа. — Сам посуди: запахло кошкой не поймешь откуда — это сигнал тревоги! По-своему Бимбо очень умен. Ведь если бы не он, мы бы и знать не знали про камин.

Петин отец тем временем залез внутрь и посветил фонариком.

— Никакого намека на панно! — сообщил он. — Правда, здесь, чуть повыше, дымоход изгибается и есть уступ… — Котельников-старший поднял голову и провел рукой по уступу. — Тьфу, сколько сажи! — Он продемонстрировал друзьям совершенно черную ладонь и вернулся в комнату. — Ну, где нам искать?

Ребята некоторое время глядели на разгромленную стену. Как ни быстро они работали, а часа два прошло, время близилось к половине девятого утра, и их начала одолевать ужасная усталость. Все-таки бессонная ночь ни для кого не проходит бесследно.

— Знаю! — Сережа хлопнул себя по лбу. — Ведь каминное панно должно быть установлено над камином! Мы могли и не разбирать стенку…

Петя быстро подвинул стул, встал на него и начал простукивать стенку над отверстием камина.

— Вроде звук какой-то странный, слишком гулкий… — сказал он. — А ну-ка!..

Петя содрал стамеской слой штукатурки, потом еще и еще. Штукатурка пошла трещинами — и вдруг целый пласт ее рухнул, обнажив огромный прямоугольник фанеры. Мальчик стал очищать этот прямоугольник по краям — и все увидели, что фанера по периметру прибита к стене гвоздями, сантиметров через двадцать один от другого.

— Ну вот… — Петя слез со стула.

Все стояли и глядели на фанерку. Там, за ней… Никто не решался первым двинуться с места.

— Что, мы так и будем стоять и смотреть? — не выдержал наконец Миша. — Петя, ты здесь живешь — ты и начинай!

Петя поддел один из гвоздиков, извлек его плоскогубцами, потом второй, третий… Освободив от гвоздей весь угол, он ухватился за него и потянул. Завизжали с трудом вылезающие из стены старьте гвозди, из-под фанеры посыпались сено и крупные стружки, выскочило несколько кусков свалявшейся ваты…

— Вот отчего был такой глухой звук! — догадалась Аня. — Панно укрыли, чтобы не повредить!

Петя молча кивнул, продолжая тянуть фанеру. Визг последних гвоздей — и прямоугольник остался у него в руках. Сено, стружки, вата хлынули потоком, и ребята увидели… кусок радуги! Каждый изразец переливался сиянием разных цветов, в изумрудном и синем вспыхивало золото, серое было настолько нежным, что казалось сплетенным из тончайших серебряных нитей. А красное, а желтое! И из этого сияния возникал чеканный профиль князя Гвидона, а рядом какое-то волшебное дерево, Царевна-Лебедь, плывущая чуть в отдалении по озаренным закатным солнцем волнам…

Все стояли и завороженно смотрели на это чудо.

— Да-а, такое стоит миллиона долларов… — протянул Сережа. — А уж четверти миллиона и подавно.

— Просто фантастика! — восхищенно выдохнула Оса.

— И теперь у нас в руках то, за чем охотятся бандиты, — заметил Миша.

— Это так, — согласился Котельников-старший. — Но теперь нам надо решить, как быть дальше и что с этим делать.

И тут раздался звонок в дверь. Петин отец пошел открывать.

— Прошу знакомиться! — сказал он, вернувшись вместе с крепко сбитым высоким мужчиной лет сорока. — Крейн Борис Александрович, мой двоюродный брат.

— Значит, это и есть твои добры молодцы? — лукаво осведомился Борис Александрович и посмотрел на ребят многозначительным взглядом, в котором плясали веселые огоньки. — Здорово сработали, паршивцы! Нам бы на службу такую команду! Я поехал вперед всех, чтобы поглядеть, что вы тут нахимичили. Так, стена, как я вижу, раскурочена… Но это! — Не отводя восхищенных глаз от изразцового панно, он проговорил: — Однако прежде всего я должен сообщить вам то, что напрямую относится к делу…

— Что именно? — спросил Петькин отец. Ребята насторожились и ждали ответа Бориса Александровича с нетерпением и тревогой.

— Сегодня под утро к нам в органы поступил анонимный донос, что в галерее «Геликон Арт» выставлена на продажу ценнейшая икона, недавно украденная из музея Рублева. Что эта икона не проходит в галерее ни по каким документам, потому что ее хотят втихую сплавить за хорошую цену. В галерее уже находятся сотрудники одного из наших отделов. Все подтвердилось. Деятельность галереи приостановлена, тем более что все улики указывают на ее директора. Есть свидетели, что он принял ворованную икону на реализацию, заранее зная, что она ворованная. Для галереи это пахнет лишением лицензии и приостановкой всех коммерческих операций. — Борис Александрович отвернулся от панно и подмигнул присутствующим. — Здорово сработали, черти, не подкопаешься! Но теперь у нас есть чем прижать и тех и других!

— Моя фотопленка! — воскликнул Петя после небольшой паузы. — Надо ее немедленно проявить! Понимаете, дядя Боря, — объяснил он, перехватив вопрошающий взгляд родственника, — ведь там на кадрах будет пропечатано время, когда они сняты! И получится, что в три часа ночи иконы не было, а ровно через десять минут она появилась! Ну, и наши показания кое-что будут значить, ведь верно?

— Верно! — с ехидной улыбкой согласился Борис Александрович. — Как верно и то, что вы не имели никакого права вторгаться посреди ночи в чужое помещение… Да уж ладно! Ты ведь и какие-то документы там обнаружил?

— Да. Я их сначала заснял, потом прихватил с собой. Где же они? Ага, вот! — Петя вручил бумаги Борису Александровичу. Тот быстро их просмотрел.

— Ну и ну! Да ты оказал галерее большую услугу, умыкнув эти документы. У директора уже произведен обыск. Если бы эти бумаги попали в руки следствия, директор уже не отмылся бы. Разрешение на вывоз произведения, не находящегося внутри галереи! Тем более, насколько я понимаю, вывозу вообще не подлежащего. За этим такая картинка рисуется, что только держись!

— А что сигнализация? — спросил Миша.

— К моменту, когда приехала опергруппа, сигнализация была в полном порядке. Разумеется, этот охранник подсуетился с самого утра, чтобы исправить все, что он напортил…

— А поврежденные запоры на форточках? — спросил Сережа.

Борис Александрович хмыкнул.

— Директор заметил поврежденные запоры и попытался на них сослаться. Но следствие вполне резонно возразило ему, что на окнах ведь стояли датчики сигнализации, которые сработали бы, если бы кто-нибудь попытался открыть форточки снаружи. Пока следствие считает, что директор сам спешно попортил форточки, когда услышал, что за ним идут — чтобы попытаться внушить, будто икону ему подсунули. — Борис Александрович потряс документами. — От обвинения в краже иконы мы их избавим, но благодаря этим бумагам, предъявим другое, чтобы, значит, всем сестрам по серьгам. Вы ведь понимаете, я обязан дать этим бумагам официальный ход, я не имею никакого права их скрывать. Но мы их используем с наибольшей выгодой для тебя, Олежек… Да, Петро, пленочку свою мне тоже отдай!