явное дезертирство. Причем это были в основном берберы, всем обязанные Амиридам, и на верность которых, как полагал Санчуэло, он мог рассчитывать. Но, как написал историк, молодой Амирид не знал, что среди их добродетелей не было ни благодарности, ни преданности. Их вожди думали только о том, чтобы сохранить свое богатство путем немедленного подчинения новому халифу, что они и прямо высказали Санчуэло. Так что, когда он 3 марта он достиг Армилата, последней остановки перед Кордовой, с ним остались только его слуги и отряд его союзника-христианина графа Карриона, члена семьи Бану Гомес96, который присоединился к его кампании против Леона. Граф Каррион, его единственный верный друг, уговаривал его укрыться на христианском севере во владениях Бану Гомес. Санчуэло отказался, вначале он был убежден, что его присутствие возле города побудит сторонников Амиридов восстать, потом он уже надеялся только на то, что главный кади Кордовы по крайней мере защитит его.

Санчуэло сошел с коня и несколько раз поцеловал землю перед этим Омейядом. но они кричали ему: «Поцелуй и копыто его коня»

На следующий день они были окружены группой всадников, посланных аль-Махди, и в их сопровождении, они двинулись в сторону Кордовы, на полпути встретив отряд под командованием нового хаджиба. Всех людей пленника, включая гарем из 70 женщин97, направили в Кордову, а самого Санчуэло подвели к хаджибу. Санчуэло сошел с коня и несколько раз поцеловал землю перед этим Омейядом. но окружавшие кричали ему: «Поцелуй и копыто его коня». Он так и сделал, и все глядели на унижение того, перед кем когда-то трепетала вся аль-Андалус. Его связали, но вечером в сумерках Санчуэло попытался вытащить кинжал, что было истолковано как попытка самоубийства, и хаджиб бросил его на землю и обезглавил. Забальзамированный труп распяли и выставили возле дверей дворца рядом с головой, насаженной на пику.

Таков был конец этого незадачливого претендента на титул повелителя правоверных. В роли хаджиба он пробыл лишь четыре месяца.

Правление нового законного халифа, казалось, начиналось при самых благоприятных обстоятельствах. Жители Кордовы с восторгом вознесли его на трон, берберы, основная военная сила на тот момент, признали его, и не прошло еще и пяти дней со дня смерти Санчуэло, как он получил письмо, в котором Вадих аль-Сиклаби, самый могущественный среди славян и правитель Нижней границы, заверил его в своем послушании, сообщив, что он счастлив, узнав о казни узурпатора. Но, как пишет аль-Маккари, Аль-Махди был человеком мало или вовсе не обладавшим талантом к управлению, но зато чрезвычайно жестоким и мстительным. Он был до того неуклюжим, что постепенно отталкивал от себя всех тех, на кого он мог опереться. Начал он с увольнения семи тысяч добровольцев, записавшихся в то, что я назвал народным ополчением. Естественно это пришлось не по душе беднякам, получавших здесь большое жалованье, ничего не делая. Одновременно он оттолкнул от себя и благочестивых мусульман, увидевших, что он как и Санчуэло предается легкомысленным развлечениям. и с ужасом рассказывавших друг другу о пьянстве на его пирах. Что хуже, но он быстро потерял поддержку двух наиболее влиятельных сил в государстве. Во-первых, он попросту уволил сакалиба с их должностей как в администрации так и во дворце, хотя в будущем они могли бы сыграть роль противовеса в его противостоянии с наиболее опасной силой — берберами. Именно здесь он должен был проявить максимум такта, учитывая, что с одной стороны жители Кордовы ненавидели этих пришельцев, ставших для них символом диктатуры Амиридов, а с другой стороны он не мог отослать их назад в Африку, особенно учитывая непрекращающуюся угрозу с севера. Будучи баловнями аль-Мансура и его сыновей, берберы и особенно их вожди, привыкли к почету и уважению, а Мухаммад, потакая горожанам, мелочно выказывал берберам свое презрение и недоверие. Он даже запретил им ездить верхом, носить оружие или входить во дворец. Конфликты на эту тему все время возникали, но как-то гасились, пока не произошли события, позволившие берберам показать свою силу.

Больше всего Мухаммад боялся других членов своей семьи. В первую очередь он опасался Хишама II. Убить его он не решился, но 26 апреля он объявил о смерти августейшего пленника. Было разыграно целое театральное представление. Воспользовавшись тем, что умер христианин, очень похожий на Хишама, верные люди Махди тайно перенесли его труп во дворец, где он и был показан людям, знавшим Хишама. Было ли сходство действительно поразительным, или они были подкуплены, но они заявили, что это труп предыдущего халифа. Были созваны духовные лица, знатные лица и люди из народа, и после того, как были прочитаны соответствующие молитвы, христианин был похоронен на мусульманском кладбище со всеми почестями, подобающими халифу98. Далее он арестовал Сулеймана ан-Насира, очередного внука Абд ар-Рахмана III, которого он сам незадолго до этого объявил своим наследником. Это и стало искрой, вспыхнувших событий. Хишам, сын арестованного собрал всех уволенных из народного ополчения, к ним присоединились берберы, они провозгласили Хишама халифом, и все вместе двинулись ко дворцу халифа. Перепуганный аль-Махди начал переговоры, всячески их затягивая, стараясь выиграть время. Эта тактика сработала, толпившиеся около дворца мятежники, не дождавшись удовлетворивших их результатов, начали грабить лавки по соседству, а затем и соседний рынок. Это вызвало естественный гнев горожан, которые взялись за оружие, конечно, не в поддержку аль-Махди, а для защиты своей собственности. Разгорелась настоящая битва, в которую вмешались потом войска верные аль-Махди. Мятежники были разгромлены, аль-Махди воспользовался ситуацией и казнил как арестованного принца, так и его сына, а по всему городу начались погромы берберов и их семей, на которых горожане вымещали всю накопившуюся на них злость. Дело дошло до того, что каждому, кто принесет голову бербера, была обещана награда. Началось бегство берберов из города, но на несчастье аль-Махди, среди берберов нашелся вождь, обладавший как авторитетом так и блестящими организаторскими способностями. Зави бен Зири99 сумел не только собрать разбежавшихся берберов, но и оказался в силах убедить их начать свою собственную игру. Что было самым трудным, но он ухитрился доказать, что для придания ей легитимности, всем берберам нужно не только выступать единым фронтом, но и делать это с собственным кандидатом в халифы. Кандидат легко нашелся, среди беглецов оказался Сулейман ибн Хакам, правнук Абд ар-Рахмана III и племянник арестованного принца, из-которого и началась заварушка. Некоторые вожди берберов, сомневались в этой кандидатуре, считая, что этот Омейяд не имеет ни способностей, ни малейшего опыта,