на площади Синьории во Флоренции — мраморное повторение оригинала, находящегося во флорентийской Академии). «Давид» — это и есть «идея борьбы», борьбы предстоящей, борьбы за свободу своего народа, на которую, по древней легенде, вышел юноша герой. Высеченный из огромного блока великан был торжественно установлен Флорентийской республикой в 1504 году около Палаццо Веккио.

Самое значительное произведение монументальной скульптуры XIX века в Европе — «Памятник гражданам Кале», созданный в бронзе крупнейшим скульптором Франции Огюстом Роденом для города Кале, в средневековой истории которого и произошло событие, запечатленное в скульптуре. Памятник установлен в Кале в 1895 году. Справа — авторский оригинал, установленный в парке музея Родена в Париже. Слева — фрагмент. Париж, музей Родена.

Человек для скульптора подобен инструменту, который выведет любую мелодию. То есть через пластику человеческого тела возможно раскрыть любую тему, любую идею. В таком случае произведение Родена раскрывает тему в сложном «многоголосии». Едино решение шести граждан — идти заложниками к врагу для спасения всего города, но каждый из шести решается на это по-разному. Вглядись, вслушайся в сложную музыку человеческих чувств, в переплетающиеся мотивы. Среди них слышишь-видишь «голоса» очень сильные.

И вдруг ... тоскливые, стонущие! Неодинаковы люди, их духовные и физические возможности; тем светлее подвиг слабых, черпающих силы для борьбы и достойной смерти в общей чаше духовных и физических усилий, в союзе друг с другом. Человекоподобная стена, бронзовая масса которой выражает монументальность предстоящего подвига.

Трудно не согласиться с Марком Аврелием (философ II века нашей эры), что «время человеческой жизни — миг; ее сущность — вечное течение». Ибо люди, действительно, постоянно уходят из жизни. Но в память о них с глубокой древности ставили мемориальную скульптуру. Произведение несет сквозь время имя вверенного ему человека, а прекрасным изображением — утешает. «Врачует» красотой. И классические надгробия являют собой особую гармонию форм, выражающих духовное благородство их создателей.

Когда-то давно умерла Гегесо в Древней Греции. Именно

... там ... где неба своды

Сияют в блеске голубом,

Где тень олив легла на воды,

Заснула ты последним сном

— скорбим мы о Гегесо через поэзию А. Пушкина. Она же в ответ (справа) всем обликом своим словно отвечает: «Печаль моя светла». Изображенная на древнем мраморе стелы две с половиной тысячи лет назад, причем изображенная как в тесном портале, как на пороге нового мира, она ... не страшится его. Гегесо всего лишь задумчива, просто решила она в последний раз дотронуться, подержать в руках какие-то немудреные свои драгоценности.

Простота и возвышенность классической мемориальной скульптуры вдохновила многих европейских мастеров более позднего времени. Среди них особой чуткостью к красоте греческой пластики был наделен русский скульптор (XVIII—XIX вв.) И. Мартос. И надгробная стела С. С. Волконской — одно из лучших произведений скульптуры этого типа (слева).

Однако не по-гречески сильно скорбит мраморная Муза Мартоса, выражая всем обликом «бесконечное сожаление» «прискорбнейшего сына» княгини Софьи Семеновны, поставившего «сию печали память». Изумительный мрамор стелы погружен в контрастное светотеневое мерцание, словно перед нами само олицетворение печали — «мраморная печаль», бездонная скорбь которой сгустилась в мрачной тени, затянувшей все лицо Музы. В горе утешают или спокойствием или, наоборот, позволяют выплакаться до облегчения, помогая перейти от погребального настроения к мыслям о жизни:

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.

(А. Пушкин. «Элегия»)

Какие тревожные пластические формы мощного бетона! То полой «бомбой» подымается вверх, то дыбом встает, превращаясь в тяжелую приземистую арку. Ее тесновато-сквозное нутро, будто гигантский объектив, вбирает в себя картину реальности (слева внизу): там далеко в глубине стоит здание — здание-призрак с прозрачным остовом купола. Оно единственное в Хиросиме уцелело во время взрыва атомной бомбы, сброшенной на Японию в конце второй мировой войны

На выжженной дотла земле разбит в 1951—1952 году Парк Мира, словно «обязавший» расти траву (хотя поначалу она не всходила из радиоактивной почвы). А в Парке создан целый комплекс, в котором архитектура и монументальная пластика являются Сложным монументом, обращенным к жизни, но не позволяющим забыть гибель целого города. Здесь находится известный памятник архитектора Кендзо Танге «Памятник жертвам атомной бомбардировки», фрагменты которого перед нами на развороте. В его сложную композицию, размещенную в пространстве парка, входят не только скульптурно-архитектурные формы, но и само пространство природно-городского окружения. Так что «картина», возникшая в жерле арки, — не случайна, потому что Танге «нацелил» арку на разрушенное здание, оставленное в городе как трагическое напоминание о войне, как «памятник» против войны, ибо сотворен он самой войной. А вечерняя иллюминация усиливает действие «кар тины», превращая ее в огнедышащее напоминание взрыва.

Много людей погибло в Хиросиме во время взрыва. А девочка Садако уже позже, потом. От лучевой болезни. Почта несла ей, еще живой, в больницу ... журавликов, сделанных из бумаги ребятишками всей Японии. Бумажные журавлики — этот старинный символ пожелания долголетия и счастья — летели как мечта-защита от надвигающейся смерти. Но девочка умерла, хотя смерть как бы отступила перед силой искусства. И скользят, что-то защищая, скользят по тяжелому бомбообразному постаменту легкие бронзовые фигурки японских ребятишек-журавликов, торжествуя в высоте, превращаясь в символ общечеловеческого долголетия и счастья, что возможно только без войн (слева вверху). В Парке Мира всегда много детей, начиная с самых маленьких, поднимающихся, как цветы на земле, первой познавшей ужас атомного оружия (справа). Парк Мира стал любимым местом отдыха, прогулок, размышлений, молитв благодаря искусству, воплотившему мысли и чувства людей в силу пластических образов.

Стр. 182—183. Саласпилс. Мемориал на месте бывшего лагеря смерти близ Риги. Скульпторы: Л. Буковский, Я Заринь, О. Скарайн. СССР. XX в. (см. текст, стр. 157)

Слева — обелиск из храма Амона в Карнаке. Фивы. Древний Египет. XVI в. до н.э. Справа — обелиск «Кургана Славы» Мемориал в Минске (авторы —