Разговаривать с Тамарой Григорьевной мне не хотелось, я попрощался, обошел ее и очень быстро достиг площади, сел в свою машину и помчался в город.

Из машины позвонил Вишнякову.

– На посуде отпечатки пальцев только Полины… Больше никаких следов. Точнее, есть следы родителей Лоры, они зачем-то пользовались и этой чашкой, и сахарницей, и ложкой. Вероятно, им тогда было не до чашек. Но других, посторонних отпечатков – нет. Я связался со следователем, объяснил ему, что эти предметы с отпечатками пальцев Полины могли быть попросту подброшены в квартиру, и он, конечно, не обрадовался… Ведь у него тогда все дело развалится. А так – дело закрыто, убийца и одновременно самоубийца известен – Полина, а те детали, о которых я ему сказал, лишь усложняют задачу.

Вишняков поинтересовался, где я нахожусь.

– Понятно. Значит, вы заняты. Поминки и все такое…

– Нет-нет! Пожалуйста, возьмите меня куда-нибудь с собой, я не могу и дальше пребывать в этом похоронном настроении…

И он позвал меня навестить Вика.

Виктор снимал квартиру неподалеку, в старой части города, позади цирка. Мы довольно быстро нашли дом, поднялись на третий этаж и позвонили. Дверь открыли не сразу. Слышны были быстрые шаги, шорохи, после чего шаги приблизились к двери, и тонкий девчоночий голос спросил: кто там?

– Из прокуратуры, – ответил Вишняков низким баском.

– Подождите минуточку…

Зазвенела цепочка, затем дверь отворилась, и мы увидели девушку в длинном тонком черном свитере по колено и домашних тапочках. Распущенные каштановые волосы, черные глаза, маленький аккуратный нос, большой рот. Очень красивая, брюлловской породы.

– Вы что, правда из прокуратуры? – Она не казалась испуганной, скорее встревоженной.

– Да, нам надо бы поговорить с Виктором Караваевым. Он же здесь живет?

– Да, здесь, но его сейчас нет дома. У него какая-то важная встреча. Он сказал, что вернется вечером, около семи. Что случилось?

– Можно войти?

– Да-да, конечно. У нас, правда, не убрано.

Меня покоробило это «у нас». И давно эта девочка обосновалась здесь?

Мы с Вишняковым прошли внутрь квартиры, оказались в полутемной комнате, хранящей следы молодой неряшливости, бесшабашности, любви и глубокого наплевательства. Остатки вчерашнего (или позавчерашнего) ужина на журнальном столике, пустые бутылки из-под вина и пива в углу немытой комнаты, вещи, разбросанные как попало, скомканные серые простыни на диване, мокрое полотенце на спинке колченогого стула…

– Меня зовут Лев Григорьевич Вишняков, я расследую дело об убийстве Ларисы Ступниковой. А вас, барышня, как зовут?

– Мила. Людмила… А что это за убийство и какое отношение к нему имеет Витя?

Вот теперь она испугалась. Глаза забегали, выдавая беспокойство: уж не связалась ли она с убийцей?!

– Вот это мы и хотим выяснить. Скажите, Мила, в каких вы отношениях с Виктором Караваевым?

– Да в нормальных. Я закурю? – Она привычным движением чиркнула зажигалкой и закурила тонкую сигаретку. Вытряхнула содержимое большой стеклянной пепельницы на газетный лист, свернула в кулек и отнесла на кухню, вернулась, села, задымила.

– Вам что-нибудь известно о Ларисе Ступниковой? – спросил Вишняков.

– Я слышала о ней от Вити. Кажется, он встречался с ней, да только она замужем. А что с ней случилось?

– Ее убили.

– Ну… не знаю. Витя мне ничего не рассказывал. А может, он ничего не знает?

– Как давно вы знакомы с ним?

– Вообще-то недавно… всего два дня. А переехала к нему потому, что предки забодали… – Она пыхнула сигареткой, выражая всем своим видом полное презрение к родителям.

– Вам что-нибудь о нем вообще известно? Вы переехали в квартиру человека, которого совершенно не знаете. Вы живете с ним…

– Да его же и так видно! Поэт! Писатель… С такими жить легко и просто. Жаль только, что денег нет, – сказала она беззаботно, как будто бы всю свою молодую жизнь только и делала, что жила с художниками, поэтами, писателями.

– А что он вам рассказывал о Ларисе? – спросил, в свою очередь, я.

– Да то и рассказывал, что она забодала своими придирками, замучила его тем, что он не умеет зарабатывать деньги, что он бесперспективный… А талантливый человек, он же внимания к себе требует. Ему муза нужна, понимаете? А музе не нужны деньги. Она служить должна, так-то вот… А эта.. эта считала его своим пажом… – фыркнула она.

– И на что же вы, интересно, живете? – полюбопытствовал Вишняков. – Если Виктор ничего не зарабатывает… Может, вы работаете?

– Я? Ну уж нет… У моих родителей денег много. Они хоть и злятся, что я из дома ушла, но все равно деньжат подбрасывают. Обещали даже машину купить. Они любят меня, ведь я у них – единственная дочка.

– Что еще он говорил о Ларисе? Может, они поссорились с ней? Как они вообще расстались?

– Да очень просто. Он бросил ее, вот и все.

У нее замурлыкал телефон, она схватила его:

– Витечка? Как хорошо, что ты позвонил. Тут к тебе пришли из прокуратуры. Про Ларису твою расспрашивают, представляешь, ее оказывается, убили!!! Приходи поскорее, я же не знаю, что им отвечать.

– Позвольте? – Вишняков решительно отобрал у нее телефон. – Виктор Караваев? Моя фамилия Вишняков. Хорошо, мы вас ждем.

Он появился через двадцать минут. Высокий, черноволосый хрупкий молодой мужчина во всем черном. Я почему-то подумал, что он носит траур по Лоре.

– Я бы не хотел, чтобы она присутствовала при нашем разговоре, – сказал он, поглаживая по плечу Милу. – Она человек эмоциональный…

– Витя, так ты знал, что Ларису убили? – У Милы округлились глаза.

– Знал, конечно, знал… Как же я могу не знать, если я встречался с ней несколько лет. Извини, Милочка… пойди прогуляйся, пройдись по магазинам.

Он сказал это с такой легкостью потому, что деньги она будет тратить не его, а родительские, подумал почему-то я. Не люблю альфонсов.

Мила надела джинсы, побрызгалась духами и в полной тишине вышла из квартиры, бросив на ходу:

– Дай сигнал, когда можно будет возвращаться… Пива купить?

Мне показалось, что Вик посмотрел на нее с какой-то нетерпеливой злостью, словно она начала уже раздражать его, а он еще не придумал, как от нее отделаться.

– Скажите, Виктор, где вы находились 27 сентября с 22 до 23 часов? – спросил Лев Григорьевич Караваева.

– Я был дома, – ответил Вик напряженным голосом. – Но меня уже допрашивали.

– А когда вы последний раз виделись с Ларисой?

– Да в тот же день и виделся. Но мы расстались не очень хорошо, вернее, очень даже плохо. Честно… Она просила у меня денег, впрочем, как всегда.