— Спокойной ночи, крошка. Крепкого тебе сна.

Она приподнялась на цыпочки и коснулась губами его щеки.

— Спасибо, Лукас. Крепкого сна.

Он слышал тиканье часов, доносившееся откуда-то из темнотыдома, но ничто не проникало из ее комнаты. Прошло не более десяти минут. Он былслишком возбужден, чтобы заснуть сразу. Лукасу казалось, что они проговорилинесколько дней, что ему все-таки удалось приоткрыть дверцу в ее душу. Но онбоялся, что она захлопнется вновь — один лишь неверный шаг. Поэтому он лежалсейчас на диване и только вспоминал о дружеском поцелуе перед сном. Она была неиз тех женщин, которых атакуют стремительно. Таких теряют еще до начала атаки.Но за одну ночь они прошли огромный путь. И он был доволен. В сознании Люкамелькали обрывки их разговора… выражение ее лица… слова… слезы… мгновение,когда она потянулась к его руке…

— Люк! Ты уже спишь? — Он так увлекся, что неуслышал, как она прошлепала босиком через всю комнату.

— Нет, не сплю. — Он приподнялся на локте ипосмотрел на нее. На Кизии была ночная рубашка из розового шелка, волосысвободно падали на плечи. — Что-нибудь случилось?

— Нет, просто не могу заснуть.

— Я тоже.

Она рассмеялась и уселась на пол возле дивана. Он не знал,что заставило ее вновь появиться в этой комнате. Люк прикурил сигарету ипредложил ей. Она взяла, затянулась и вернула обратно.

— Ты сегодня сделал для меня очень многое, Люк.

— Что? — Он снова лежал, уставившись в потолок.

— Ты позволил мне выложить все, что так мучило втечение долгих лет. Я в этом страшно нуждалась.

Это было не все, в чем она нуждалась, но сама мысль об этомпугала Кизию. Ему не хотелось вторгаться в ее жизнь — она за многое неслаответственность…

— Люк!

— Да?

— Какой была твоя жена? Последовало долгое молчание,она уже пожалела, что спросила об этом.

— Симпатичная, молодая, сумасшедшая, как и я в те дни…и напуганная. Она боялась, что все рухнет. Я не знаю, Кизия… она была славная,я любил ее… Но кажется, это было так давно… И я был другим. Все покатилось кчерту, когда я попал в тюрьму. Надо найти в себе силы, когда случаетсяподобное. А она не смогла. Не смогла и тогда, когда погибла наша малютка.Думаю, это и убило ее. Все копилось у нее внутри, пока она не задохнулась и неумерла. В каком-то смысле она умерла еще до того, как покончила с собой.Возможно, как и твоя мать.

Кизия кивала, глядя ему в лицо. У него был рассеянный вид,голос не выдавал никаких эмоций, кроме уважения к прошлому.

— А почему ты спросила?

— Наверное, из любопытства. Мы так много говорили обомне.

— Обо мне мы говорили вчера, во время интервью. Так чтосейчас квиты. Почему бы тебе не попытаться заснуть?

Она кивнула и поднялась с пола, он погасил сигарету.

— Спокойной ночи, Люк.

— Пока, малыш. Увидимся завтра.

— Сегодня.

Он ухмыльнулся ее поправке, лениво отмахнулся рукой.

— Грубиянка. Убирайся в постель, иначе завтра несможешь показать мне город.

— Ты завтра не улетаешь?

— Нет, если ты свободна. — Он ни о чем не хотелпросить.

— Я свободна, как птица. Спокойной ночи, Лукас. —Она быстро повернулась в вихре розового шелка, а он молчал, испытываянеодолимое желание дотянуться до нее и остановить. Но Кизия исчезла, прежде чемон сумел что-то сказать ей вдогонку.

— Кизия! — позвал он тихо, но настойчиво.

— Да? — Она выглянула, разыграв на лице удивление.

— Я тебя люблю.

Она стояла молча, не двигаясь. Он лежал, свернувшись надиване и глядя ей в лицо.

— Я… ты мне тоже очень дорог. Люк. Я…

— Боишься?

Она кивнула, опустив глаза.

— Немного.

— Ты не должна, Кизия. Я люблю тебя. И не дам в обиду.Мне не встречались такие женщины, как ты.

Она хотела сказать, что и у нее никогда не было подобныхмужчин, но не могла. Она ничего не могла сказать. Стояла молча, страстно желаяочутиться в его объятиях.

Завернувшись в простыню, Лукас первым подошел к ней, обнял иприжал к себе.

— Все отлично, малыш… Все просто замечательно…

— Да, конечно. — Кизия взглянула на негопросветленными глазами. Все сейчас было по-другому. Не так, как прежде. Этослучилось, это серьезно, и Люк теперь знает, кто она на самом деле.

— Лукас…

— Да?

— Я люблю тебя. Я… люблю… тебя.

Он подхватил ее и бережно понес назад, в спальню, в темноту.А когда положил на постель она взглянула на него и улыбнулась. Это была улыбкалукавой, таинственной и нежной женщины.

— Хочешь, я скажу тебе нечто забавное, Люк? Я никогдаеще не занималась любовью в своей собственной спальне.

— Я рад.

— Я тоже.

Их голоса перешли в шепот.

Стыдливость исчезла, как только она протянула руки навстречуему, а он осторожно спустил с ее плеч рубашку. Кизия размотала простыню,которой Люк обернул себя. Он долго ласкал ее тело, и наконец она заснула в егообъятиях. Светало.

— Доброе утро, любовь моя. Что собираешься делатьсегодня?

Уткнувшись подбородком в его грудь, она улыбнулась.

— Ну, ты ведь знаешь, как обычно… теннис, бридж — все,что принято делать проживающим на Парк-авеню.

— Выше нос.

— Мой нос? Почему мой? Мне он нравится. Он великолепен.

— Ты сошла с ума. Совершенно сумасшедшая девчонка, миссСен-Мартин. Может, поэтому я и люблю тебя.

— Ты уверен, что любишь? — Она вела игру какженщина, уверенная в себе.

— Абсолютно убежден.

— Почему? — Она провела пальцем по его шее идальше вниз, по груди.

— Потому что у меня чешется левая пятка. Моя матькогда-то говорила, что настоящая любовь придет ко мне, когда зачешется леваяпятка. Сейчас она чешется. Значит, ты и есть моя настоящая любовь.

— Сумасброд.

Поцелуем он заставил ее замолчать. Она удобнее устроилась вего объятиях, они лежали рядом, наслаждаясь утром.

— Ты красива, Кизия.

— Ты тоже. — У него было худое, но сильноемускулистое тело с гладкой кожей. Она нежно играла его сосками, а он легонько ласкалее небольшие белые груди.