Генриетта собрала со стола тарелки и отправилась на кухню. Она чувствовала себя в этом доме как-то неестественно. Они не были ни гостями семьи, ни официальными жильцами, чтобы пойти к себе наверх, оставив посуду неубранной.

— О Боже, леди Драммонд! — воскликнула Доркас, когда Генриетта робко вошла в кухню. — Вам не следует делать такую работу.

— Я только хотела помочь, — сказала Гэрри, передавая тарелки хозяйке. Кухня была светлой и теплой. Джо и муж Доркас сидели у огня, из печки, стоявшей у стены рядом с кухонной плитой, доносился приятный запах. — Я не хотела мешать вам.

Доркас посмотрела на молодую женщину и отметила тень грусти в ее больших глазах. Она походила на потерянного ребенка, и сердце Доркас смягчилось. В комнате наверху было одиноко, а ложиться спать еще рано.

— Садитесь, — сказала она. — Через минуту я достану из печки сладкие пирожки с яблоками. Они особенно хороши, когда свежие. Думаю, и кружка вина тоже будет не лишней.

Гэрри нравилось сладкое пряное вино. Голос хозяйки был оживленным и приветливым. Несмотря на хрупкость, в ней чувствовалась властность. Хотя ужин был весьма обильным, Гэрри не могла отказаться от пирожка с яблоками.

— Если вы уверены, что я не помешаю.

— Какая чепуха, детка. Садитесь. — Доркас жестом указала на длинную скамью рядом с кухонным столом. — Должна сказать, я не думала, что Дэниел женится на такой молоденькой девушке, — заявила она, ставя перед Генриеттой кружку вина.

— Я тоже не думала, что он собирается жениться на мне, — доверительно сообщила Гэрри, вполне успокоившись, так как теперь начался откровенный разговор. — Но он добр, а мои обстоятельства были таковы, что… — Она замолчала и пожала плечами. — Вам, наверное, неинтересно слушать это. Я хочу быть хорошей женой, но боюсь, что мне это не удастся.

Доркас поджала губы и энергично закивала головой, напоминая клюющую птицу.

— Сэр Дэниел никогда ничего не делал, предварительно не обдумав, даже когда ходил в коротких штанишках, так что об этом не беспокойтесь. — Она открыла печь, выпустив в комнату облако ароматного пара.

— А каким он был ребенком? — Гэрри чувствовала, что не может удержаться от этого вопроса. — Лиззи и Нэн всегда проказничают. Мне не верится, что он не был таким же.

Доркас засмеялась, вытаскивая противень с румяными пирожками.

— Да, он тоже любил поозорничать, но всегда с такой улыбкой и блеском глаз, что на него невозможно было долго сердиться.

— Могу представить. — Генриетта с удовольствием села, решив, что лучше находиться в этой теплой комнате с яблочными пирожками и вином, чем бродить по улицам Лондона темной зимней ночью в поисках адвоката.

Доркас не скупилась на истории, рассказывая, каким был Дэниел Драммонд в детстве и в зрелые годы. Когда она начала вспоминать о его первом браке, от ее глаз не ускользнуло, что Генриетта вмиг посерьезнела. Подперев рукой подбородок, она смотрела куда-то вдаль. Губы ее были по-детски пухлыми, а линия скул говорила о решительном характере.

Генриетта слушала рассказ о молодой влюбленной паре и представляла Дэниела юношей, чья любовь еще больше способствовала проявлению природной веселости и вежливой предусмотрительности, которые были ей хорошо известны. Она инстинктивно чувствовала, что в их любовных ласках чего-то не хватает, тогда как любовь Дэниела и Нэн была полноценной.. Может быть, он решил, что только один раз в жизни дается такое счастье? Или она сама в чем-то виновата? Или, возможно, настоящая любовь всегда стремится к совершенству и не может его достичь?

Если верно последнее, то еще можно на что-то надеяться, ибо коли нет ночи, то не будет и рассвета — остается только ничего не выражающая серость. Генриетте было всего пятнадцать лет, она еще не знала того, что для другого являлось прописными истинами. Но если Нэн могла добиться большего, почему она должна довольствоваться меньшим? Может ли Дэниел опять полюбить? Если их тянет друг к другу, то взаимная страсть неизбежно должна пробудить и любовь.

Это была новая интригующая идея. Генриетта не умела пассивно ждать развития событий и была твердо убеждена, что человек всегда может сделать что-то для изменения своей судьбы в лучшую сторону. Возможно, настало время действовать. Но прежде всего надо проявить фантазию. Почему жена не может соблазнить своего мужа? Дэниел научил ее кое-каким вещам, от которых он получает особое удовольствие, но он не ждал от нее инициативы в любовных делах. Все происходило так, как хотел он. До сих пор она никогда не интересовалась этим, полагая, что так и должно быть. Но почему?

С этой мыслью Генриетта отправилась в постель и уснула беспокойным, полным

сновидений сном. Возвратившись, Дэниел устало повалился рядом с женой. Она прижалась к нему во сне со стоном удовлетворения, что могло бы поразить его, если бы он не был так утомлен и озабочен.

Генриетта проснулась раньше Дэниела. Полная решимости, она выскользнула из постели, стараясь не разбудить его. Огонь в камине еле теплился, и она, дрожа от утреннего холода, поспешно натянула одежду поверх ночной рубашки, не очень заботясь о своем внешнем виде. Вода в кувшине покрылась коркой льда, и Генриетта решила прогнать сон, быстро моргая глазами. Затем расчесала гребнем ниспадающие на плечи золотистые волосы и собрала их в пучок на затылке, закрепив деревянными шпильками, после чего потихоньку вышла из комнаты и быстро спустилась вниз, на кухню, откуда доносились голоса.

— Доброе утро, Доркас, — бодро поздоровалась она, с радостью входя в теплую комнату. — Наверху холодно, как в могиле.

— Да, — согласилась Доркас, поворачиваясь к ней от плиты, на которой жарила яичницу для Джо и мужа, сидящих за столом. — Я решила не беспокоить вас растопкой камина, но вижу вы уже проснулись…

— О, сэр Дэниел еще спит, — прервала ее Гэрри. — Я решила приготовить его любимый завтрак.

Доркас улыбнулась:

— Яичницу с телятиной.

— Да, — подтвердила Гэрри с ответной улыбкой. — Если вы немного поможете мне.

— Садитесь и сначала поешьте сами, — радушно предложила Доркас. — Делать дело лучше на полный желудок.

Генриетта не стала спорить. Она улыбнулась мужчинам и заняла свое место за кухонным столом. Хозяин отрезал для нее кусочек мяса, а Доркас положила рядом с говядиной два зажаренных в масле яйца.

— Ну вот. А обо мне все забыли!

Генриетта обернулась на звук знакомого насмешливого голоса.

— О, Дэниел, я думала, ты еще спишь.

— Уже восьмой час, — сказал он. — Ты же знаешь, я не такой уж соня. Доброго утра всем. — Он вошел в комнату, потирая рукой подбородок. — Если ты согреешь на плите воду, Доркас, я возьму ее наверх и побреюсь.

— Я принесу тебе воду, — сказала Генриетта извиняющимся тоном, — я хотела дать тебе поспать и собиралась приготовить завтрак.