в Ольвиополе их и вовсе отпустили в Турцию. Позже Келеджи Осман-паша на Родине был возвышен до трехбунчужного паши.

Одновременно с десантом на Березань, другой отряд казаков, посланный в Гаджибей (будущую Одессу), сжег там склады с продовольствием, боевым припасом и со снаряжением для Очакова.

12 декабря 1788 года Екатерина II наградила Антона Головатого и Захария Чепегу Георгиевскими крестами IV степени с формулировкой «За отличие». В это же самое время указом генерала-фельдмаршала Потемкина казацкое войско было названо Черноморским, а все его старшины получили армейские офицерские чины.

Именно во вторую турецкую кампанию казаки, совсем недавно считавшиеся чуть ли не бунтовщиками, становятся той уникальной ударной силой, о которой через четверть века сам Наполеон скажет: «Если бы у меня были казаки, то я бы покорил весь мир!» Прошлые обиды за уничтожение Сечи были забыты, и с формальным принятием запорожцев в войсковое управление началось их долгое служение России.

Глава 10. Штурм!

Зима 1788–1789 годов была необычно холодной. Народ, связывая ее с событиями турецкой войны, даже окрестил особо – «Очаковская». Морозы в Северном Причерноморье стояли лютые. Уже в начале декабря они не поднимались ниже двадцати градусов ниже нуля. Солдаты Второй Днепровской армии роптали. Жили они в наскоро выкопанных землянках и испытывали нужду во всем необходимом. Кругом же на сотни верст лежала одна лишь голая степь, в которой не было ни дров, ни корма для скота. Во время обходов лагеря князем и его свитой как солдаты, так и офицеры все в один голос просили поскорее начать приступ – «…и делом кровь согреть!» Им, вымотанным лишениями этой долгой осады, были уже не страшны ни картечь, ни острые клинки янычар. Назначенный ранее день генерального штурма несколько раз переносили из-за бурь и снежных вьюг, наконец, окончательно он был определен на 6 (19 по новому стилю) декабря – День памяти Святителя Николая Чудотворца.

Войска должны были действовать по уже утвержденной генерал-аншефом Меллером диспозиции. Предписания командования для частей армии гласили: штурмующим колоннам идти к османским укреплениям быстро, «…не вступая с противником в перестрелку, и стараться решить участь боя стремительным ударом в штыки». Офицерам – «…соблюдать порядок и предупреждать всякое замешательство подчиненных». Нижним чинам – «…не кидаться на добычу, а поступать с храбростью, свойственною российскому войску, возлагая надежду на помощь Христа Спасителя нашего…». Всех сдающихся в плен, а также женщин и детей следовало щадить и отправлять немедленно в тыл. Для обеспечения внезапности артиллерийскую подготовку перед началом штурма было решено не проводить. Всех канониров, по приказу Потемкина, выставили в атакующие порядки с холодным оружием. Многим из них раздали так называемые Потемкинские пики, или «ножи на ратовицах», представляющие собой удлиненные кинжалы с небольшой кривизной. Насаживались они на двухметровые древка, позволяющие наносить клинком как колющие, так и рубящие удары. Точно такие же пики выдали казакам и егерям, имеющим на вооружении короткоствольное оружие.

При удачном штурме генерал-фельдмаршал обещал, что по принятому в это время военному обычаю он отдаст солдатам город «в полную волю» на три дня.

После заутреннего молебна все участвующие в приступе вышли в темноте к своим валам. Войска выстраивались в штурмовые колонны.

Алексей расставлял егерей в длинную цепь.

– Не робей, братцы, главное – это всем в движении быть! На одном месте долго никому не стоять! Один стреляет, а другой его прикрывает! Потом перебежка, зарядка и опять прицельно палить! Бить пулей точно, гренады, покамест мы на стену не взойдем, никому не кидать – своих же осколками посечете!

Солдаты негромко переговаривались, проверяли, хорошо ли выходит из ножен тесак или сабля, все ли ячейки поясного патронташа забиты зарядами, надежно ли закреплен кремень курка.

– Федор, тебе особенное задание будет, – проговорил подполковник, останавливаясь возле разведчиков. – Помнишь грека Димитракиса, что нам столько времени супротив турок помогал? Ты и со мной, и даже без меня, самостоятельно к нему в Очаков ходил.

– Так точно, ваше высокоблагородие, – кивнул сержант. – Как же его не помнить, хороший он дядька и к нам со всей своей искренней душой расположен. Ох, как непросто ему и всей его семье при этом штурме сейчас будет!

– Не то слово – «не просто», Лужин, – нахмурившись, произнес Алексей. – Сам ведь прекрасно знаешь, что во взятых приступом городах потом бывает. А я ему слово давал, что сделаю все, чтобы только сохранить жизни его самого и его семьи. Вот тебе и задание соответствующее: держи при себе самых отчаянных пластунов, и, как только мы прорвемся через крепостные стены, проходите за порт в «греческий квартал». Занимайте там оборону в доме Димитракиса, и не допускай к нему никого. Мы туда тоже, как только сможем, подоспеем и одних надолго вас не оставим.

– Понял, Алексей Петрович, прорвемся к Спиросу, – пообещал сержант. – Ежели вдруг чего там со мной случится, так у меня и Ваня Соловей, и Лазар с Огненом тоже у грека были. Не допустят они, чтобы семейство торговца сгинуло.

– Вот и хорошо, – вздохнул Алексей. – Только смотри, Цыган, ты мне живой нужен! И разговоры ты эти давай-ка брось, про вот это свое – «если что случится»! Чтобы сам ты, Федя, ножками своими дошел до грека и людей там своих в оборону вокруг поставил. А потом никуда вы не лезете, стоите там и ждете спокойно до нашего подхода! Живым быть! Все ясно тебе?! Не слышу ответа я, Лужин!

– Так точно, ваше высокоблагородие! – гаркнул тот весело. – Есть ножками до грека дойти и живым быть!

– Ну вот то-то же! – проворчал Алексей. – А то – «вдруг чего со мной случится»! Не первая и не последняя эта у нас с тобою крепость, Федька. Кто, ежели вдруг что случится, молодых будет учить, как спиртус надобно грамотно у армейских лекарей воровать, ну или провиант у старшего интендантства? Вот то-то же, молчишь, щуришься, словно кот, а то уж я не знаю, откуда приварок мясной в наших котлах!

Сзади, от русских валов, донесся глухой топот тысяч ног. В семь часов утра штурмовые колонны в полном молчании начали свое движение в сторону крепостных стен.

– Батальо-он! Слушай мою команду! – приглушенно крикнул Егоров. – Всю верхнюю зимнюю одежду скидывай прямо там, где сейчас стоишь! Всем быстро поправиться, привести свою амуницию и оружие в порядок. Оправиться всем, я сказал!

Более пяти сотен полушубков разом полетели на снег. Егеря сноровисто подгоняли ремни амуниции под мундиры. Лешка и сам скинул свой полушубок и подбодрил батальонных вестовых с барабанщиком.

– Шустрее бегать станете! А