Снимает с себя рубашку и остаётся в одной футболке. Заводит машину, и мы плавно направляемся к выезду. И я только сейчас замечаю татуировку с непонятными для меня иероглифами на его руке.

— Что тут написано? — пальцами касаюсь, от чего он на мгновение замирает. Всё его внимание на дороге.

— От любви до ненависти один шаг, — холодно произносит он, даже не поворачивает голову в мою сторону.

— Надеюсь, кому-то не адресовано…

Он не отвечает. Просто сжимает руль что есть силы. Я угадала.

— Куда хочешь поехать? — игнорирует мои слова.

Хочется сказать, что я никогда не гуляла по городу. Не отдыхала. А просто исполняла роль верной, послушной жены, которая даже не имеет права поднять голову. На кого-либо посмотреть.

Но не сейчас. Возьму волю в кулак и расскажу ему всё. Скоро.

— В парк?! — тихо и неуверенно. — Просто подышать чистым воздухом.

Он кивает.

Через несколько минут паркует автомобиль, выходит, открывая дверь с моей стороны, приглашает выйти. Он крепко держит меня за руку, ведёт за собой.

— Мороженое хочешь?

— Хочу.

Улыбаюсь, так… от всего сердца, что ли… Смотрю по сторонам, пытаюсь запомнить это место.

— Ох! Смотрите, это разве не она? — раздаются откуда-то совсем близко женские голоса. — Снимайте! Люди будут в шоке от этой новости!

В голове абсолютный хаос.

Пытаюсь сделать шаг, но я, как замороженная, стою на месте. Не чувствую ног — они ватные.

Страх бьёт в позвоночник, заставляет дрожать каждую частичку моего тела.

Если Гриша узнает, то мне… Нет, не мне, а ему, Церберу конец. Он убьет его, не моргнув глазом. Моему мужу плевать на всех, в том числе и на меня. Но он не прикончит свою жену. Он получает удовольствие, когда унижает меня… Заставляет окунуться в прошлые воспоминания и своими глазами заново увидеть, как мои самые дорогие люди погибают.

До меня доносятся протесты людей. Они кричат. Слишком шумно, но Цербер не даёт возможности взглянуть назад. Сжимая мою руку, тянет за собой. Мне удается на секунду повернуть голову и увидеть, как несколько огромных мужчин грубо обращаются с теми журналистами.

День не удался. Но я привыкла.

Даже после тех вечеринок, на которые меня таскал муж, после возвращения он заставлял ненавидеть эти проклятые мероприятия.

Говорят, люди судят других по себе. Вот именно это и делал мой супруг — он изменял мне с другими, и меня считал такой же. Каждый раз, когда я отвечала на вопросы его друзей, он воспринимал это по-своему. Будто я уже переспала с ними…

Больной!

— Сядь, — Цербер открывает дверь своей машины и приглашает меня сесть. А я, ошарашенная ситуацией, смотрю по сторонам и все еще не могу прийти в себя. — Ну же…

Он чуть подталкивает меня в спину, и я сажусь. Заламываю себе пальцы, не могу сосредоточиться и понять, что случилось. Кусаю ногти, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Сердце стучит как бешеное, в глазах темнеет. А ещё жутко тошнит. Закрываю рот ладонью, жду, когда Цербер наконец заведет машину и мы свалим с этого места.

— Ангелин, ты чего? Тебе плохо? — он трогает мой лоб ладонью, а потом прижимается к нему губами. Слегка поцеловав, отстраняется. — Не бойся. Все хорошо. Ребята устранили проблему.

Уверенный тон немного приводит меня в себя. Но не так сильно, чтобы забыть, что произошло пару минут назад. А если действительно до Гриши дойдут слухи о том, что его жена шлялась по городу с другим мужиком за руки? Боже… Даже думать страшно…

Нужно держаться от Цербера как можно дальше. Забыть его.

Я сделала самую огромную ошибку в своей жизни, подпустив его близко к себе. К своему телу. Сердцу. Зря он пришел в дом моего мужа. Очень зря.

— Куда мы едем? — выходит совсем тихо. Голос хрипит, будто горло царапают изнутри. Закрываю глаза, а затем открываю. Моргаю несколько раз, пытаюсь анализировать происходящее. — Я хочу домой.

— Исключено, — грубо произносит он, в то же время берет меня за руку и крепко сжимает ее. — Рядом со мной ничего не бойся, Ангелина.

Хочу сказать, что как раз рядом с тобой страшно. Потому что боюсь за твою жизнь, Цербер. Я не хочу, чтобы мой муж убил тебя. Не хочу снова задыхаться от невыносимой боли, что я потеряла ещё одного дорогого для меня человека. Не хочу!

— Откуда они взялись? Я специально так оделась, чтобы никто не узнал. Но как? — голос дрожит. На глаза наворачиваются слезы и катятся вниз по щекам.

Даже это огромное платье и очки не спасли меня. Сразу же узнали жену Григория Распутина. Или же… Может, кто-то следил за нами?!

А если Гриша специально нанял кого-то, дабы за нами следили? Ох, боже… Я сойду с ума…

— Понятия не имею. Но они ничего не смогут сделать. Никто ничего не узнает. Не волнуйся, — чувствую, как он поворачивает голову в мою сторону и смотрит на меня. — Успокойся, Ангелина. Ты вся дрожишь.

Я трясусь от страха. Ему не понять… Мысли о том, что Цербер может пострадать, убивают. Уничтожают во мне все хорошие воспоминания, связанные с ним.

— Зачем ты пришел? Чего ты от него хочешь? — задаю вопрос, на который, уверена, ответ не получу. — Лучше тебе уйти. Пожалуйста, подумай над моими словами.

— Прекрати, Ангелина. Я не ребенок. — повышает тон, резко сворачивая в противоположную сторону. Останавливает машину и поворачивается в мою сторону. — Ты серьезно не догадываешься, зачем я пришел, а? Или же строишь из себя дурочку, Ангелина? Ты же в курсе, что ты натворила много лет назад? — цедит сквозь зубы, сжимая мой подбородок до боли.

— Ты серьезно не догадываешься, зачем я пришел, а? Или же строишь из себя дурочку, Ангелина? Ты же в курсе, что ты натворила много лет назад? — цедит сквозь зубы, сжимая мой подбородок до боли.

Я зажмуриваюсь, не желая смотреть ему в глаза. Сейчас я его не боюсь. Не считаю его таким опасным и диким, как Гришу. Не думаю, что Цербер сделает мне что-то плохое. Видимо, узнал о моем прошлом. Но мне, честно говоря, все равно, что он обо мне думает. Нужно заканчивать, ставить крест на наших отношениях. Так больше не должно продолжаться. Я боюсь за жизнь Цербера. Боюсь больше, чем за себя.

— Догадываюсь. Тебе понравилось меня трахать, вот и решил не отпускать жену врага. А воспользоваться до последнего. Как только станет скучно — пошлешь нахер и уйдешь. Я угадала? — говорю тихо, но уверенно. Пусть делает со мной все, что хочет.

— Дура! Идиотка! — отталкивает меня от себя и бьёт кулаком по рулю. — Сука, мать твою!

Отворачиваюсь от него, не желая, чтобы он увидел мои слезы. Когда Цербер говорил мне точно такие же слова в раздевалке, мне было все равно. Но сейчас обидно. Задевают эти пошлые фразы в мой адрес. Острыми иглами вонзаются в мое тело. Больно…