За ужином Кристина поделилась историей Лины. Тимур рассказал об Асе, поднявшей тревогу, из-за чего он, собственно, и оказался в Австралии.

– Ты извини, – сказал он, глядя голодными глазами на официанта, переставляющего с подноса на стол тарелки с едой, – мы думали, что ты пропала, решили поискать в твоей квартире «австралийский» след, чтобы знать, куда ты могла поехать.

– Что? Поискать в моей квартире? – Кристина, собравшаяся было начать трапезу с салата с морепродуктами, решительно отложила нож и вилку.

– Не волнуйся. – Тимур сложил ладони «домиком». – С нами была Ася – наш ум, честь и совесть. Она бы ни за что не допустила нарушения границы твоей личной жизни.

– Личной жизни! – хмыкнула Кристина.

– Поставь себя на наше место! Ты уехала, никого не предупредила и пропала. В Австралию долетела, но в отеле не появилась. Что мы могли подумать?

Кристина снова взялась за нож и вилку.

– Я же оставила записку! – Она подцепила симпатичную розовую креветку и спросила: – Ну и что вы нашли?

– Ее-то мы и нашли. То бишь записку. Измученная бытом соседка напрочь о ней забыла. И в придачу к возу своих забот тащила на себе огромного пса, как само собой разумеющееся. Представляешь, как она была рада нашему визиту!

– Кстати, что с псом? Нашелся хозяин?

– Да, хозяйка. Когда я уезжал, Иван как раз вез ей собаку, заодно и меня подбросил до аэропорта.

– Хорошо. – Кристина опустила голову, изучая содержимое своей тарелки. Ей не хотелось, чтобы Тимур догадался, насколько ее расстроило услышанное. – А что еще вы нашли? – спросила она, расправившись с салатом и попросив официанта принести кофе.

– Да не искали мы! Он буквально свалился нам на голову с подачи твоей маленькой соседки.

– Кто свалился? – Кристина сделала большой глоток кофе и зажмурилась от удовольствия – кофе был удивительно хорош.

– Медведь от Анны Коллинз из Бендиго.

Кристина резко закашлялась.

– Что такое? – всполошился Тимур. – Воды?

Подскочил официант со стаканом воды, Тимур отнял у него стакан, вручил Кристине и дружески поколотил ее по спине.

– Так лучше? – спросил он, когда кашель успокоился, и Кристина, покрасневшая, со слезами на глазах, откинулась на спинку стула.

Она кивнула.

– И вы решили искать меня в Бендиго?

– По крайней мере, отправная точка поисков у нас была. Я арендовал машину и собирался сразу отправиться туда. Но по пути на всякий случай заехал в отель. И, как оказалось, не зря. А если я спрошу, были ли вы в Бендиго, ты не начнешь опять кашлять?

– Нет, – Кристина тяжело вздохнула – дался ему этот Бендиго!

– Не очень понятно, к чему относится «нет» – к кашлю или…

– По-моему, кто-то хотел есть, – заметила Кристина, – а вместо этого сидит над тарелкой и разглагольствует. А «нет» относится ко всему. Не была. И пока не собираюсь.

– А что собираешься? – спросил Тимур, отрезая кусок от здоровенного – во всю тарелку – и уже изрядно остывшего бифштекса.

– Ну, пока не знаю, – Кристина глотнула кофе. – Кофе тут просто класс. Собрались поехать к Улуру. Монолит такой… Большой.

– Здорово. Меня с собой возьмете? – спросил Тимур у Леночки.

Рот у девочки был забит огромным куском творожно-банановой запеканки, и она лишь утвердительно промычала:

– Угум.

– А знаешь, если ты на машине, может, сначала съездим в Бендиго, а потом к Улуру? – неожиданно для самой себя спросила Кристина. – Это тут совсем неподалеку. К вечеру вернемся. Только нужно гида нашего предупредить. И в госпиталь утром заехать.

– И еще я заеду утром в фирму по прокату автомобилей, возьму для Леночки сиденье, – сказал Тимур, выражая, таким образом, свое согласие.

* * *

В госпитале жизнь текла своим неспешным путем. Оливер договорился, чтобы в отделение перевели медсестру из общей терапии, болгарку по национальности, знающую русский язык. Женщину звали Живка, и она полностью оправдывала свое имя – невысокая, худенькая, подвижная. Живка ухитрялась всегда оказываться именно там, где нужна была ее помощь. Медсестра поначалу тихо, про себя, негодовала от такой рокировки – в терапии поспокойнее, попривычнее. Но, познакомившись поближе с момиче,[7] так она окрестила Лину, которая негласно взяла на себя часть ее работы, отошла.

За тремя «подопечными» – больными, находящимися в коме, – момиче ухаживала с «просто неприличным», по словам Живки, рвением. Она не только мыла их, переодевала и меняла постельное белье. Ей удавалось внести в их монотонное существование толику разнообразия. Деду Лина сбрила пегую щетину и залихватски загнула кончики усов так, что он стал похож на Дэвида Суше в сериале «Пуаро». Уговорила Живку принести немного уксуса и после мытья стала ополаскивать волосы Спящей красавицы. Пышные, цвета старого золота, они потускнели за время болезни. Уже после второго раза волосы ожили, заблестели, словно картина, долгие годы хранящаяся в запаснике и приведенная в порядок талантливым реставратором. Лина уложила волосы в косу вокруг головы в виде короны.

– Правда она красавица? Ну, иди сюда, посмотри! – позвала она Живку, но та лишь добродушно проворчала:

– Делать тебе нечего!

– А вам, миссис Гриффин (так на самом деле звали Спящую красавицу – миссис Пенелопа Гриффин), вам нравится?

Миссис Гриффин, разумеется, не ответила. И тогда Лина не поленилась – сбегала в сестринскую, сняла со стены зеркало и притащила его в палату.

– Посмотрите, как вам идет такая прическа!

– Глупенькая, она же все равно не слышит, – бурчала Живка.

– Слышит! И ей нравится, – стояла на своем Лина.

Выпросив у Кристины пилочку и ножнички, Лина привела в порядок ногти Пенелопы. Хотела покрыть их бесцветным лаком, но Живка строго-настрого запретила – цвет и состояние ногтей являются одним из показателей состояния больного. Лина это знала, но уж очень хотелось порадовать Пенелопу – почему-то она была уверена, что молчаливой пациентке приятна ее забота.

Конечно, больше всего внимания доставалось Арнольду. Чем бы ни занималась Лина, каждые пять-десять минут она бежала к «своему Арни» – проверить, как он себя чувствует. А вечером, когда отделение тихо дремало и выключался верхний свет в отсеке коматозных больных, она бочком пристраивалась рядом с ним на кровати и тихо-тихо пела песни. Протяжные, грустные и не очень – про замерзающего в степи ямщика, про спустившегося с горочки милого… Лина считала, что ее никто не видит, но разве можно остаться незамеченной в стеклянном аквариуме?

Тем более что человеку, наблюдавшему за ней, очень нравилось это делать. И человеком этим был доктор Оливер Коллинз, разрывающийся между требованиями врачебной этики и абсолютно новым для него чувством, которое словно вирус проникло в его кровь и подчинило себе безоговорочно и бесповоротно. Он пытался сопротивляться, но разве можно устоять перед неотвратимым океанским свеллом?[8]