— Да, Фин. Планы слегка поменялись.

— Что же, я рад, — пробормотал Фингар и взялся за ручку двери, собираясь уходить.

— Рад? И чему ты рад, позволь спросить? — удивился Дитамар.

— Всё это был плохой план, милорд. Построенный на обмане и лжи.

— Пфф! Если бы не мои обман и ложь, что осталось бы сейчас от Лааре?! Генерал Альба уже перешёл бы через Олений Рог и стучал в наши ворота! Так что заткнись Фин, и я сделаю вид, что не слышал, как ты рад моему провалу.

— Я и не рад. Просто не всем и не всегда можно лгать, милорд.

— И когда же, по-твоему, недоучка-Заклинатель, я не должен был лгать? — Дитамар скрестил руки на груди и уставился на своего подопечного.

— Вы и сами знаете, м-милорд, — ответил Фингар и быстро скрылся за дверью.

Дитамар посмотрел на фигуры для шатранджа и подумал, что будь он кем-то другим, Фингар, наверное, был бы прав. Но он ни кто-то другой. И он сам виноват в том, что так вышло. Ребекка правильно заметила: ему нужна «ясная голова, твёрдая рука и холодное сердце». А он размяк и поддался бессмысленным чувствам. Что же, он не смог разрушить этот мост сегодня, он сделает это завтра. Он заставит себя это сделать.

Но почему? Почему она так поступила? Почему предала? Почему не дала ему возможности объясниться?

Его мучил этот вопрос. И, кажется, с одной стороны он всё понимал: и её страх перед Зверем, и обиду на то, что он забрал кулон, и всё остальное. Она молода, импульсивна… Но ему всё равно было невыносимо больно. Она ведь обещала ему верить, после того поцелуя у фонтана, ведь обещала! Он просил у неё немного времени. А она просила её не отпускать…

Он снова пнул остатки стула, отправляя их в огонь камина и вышел.

Пока слуги убирали его комнату, Дитамар отправился в кабинет и написал записку леди Борас. Приложил в качестве подарка купленный в лавке ювелира инкрустированный камнями зажим для бумаг, и велел слуге, несмотря на сильный дождь, немедленно отвезти записку.

Ночь спустилась на город, а Дитамар не мог найти себе места и не знал, чем себя занять. Выпил бутылку кальди, но это не принесло никакого облегчения, с таким же успехом он мог выпить и просто воду. Что с ним такое? Он не знал ответа на этот вопрос.

Когда он был впервые влюблён…

Когда Лейса бежала, разбив ему сердце, всё было просто — он стал её ненавидеть. Это было легко. Её поступок, её предательство… Он без труда переплавил в своём сердце любовь в ненависть. А с Леей он так не мог. Он хотел бы избавиться от этой тоски, также превратить её в ненависть или презрение, в безразличие хотя бы, и не мог.

Фингар притащил ещё одну книгу, и подсунул её, заложив на нужной странице деревянную палочку. Но Дитамар не стал читать. К Дуарху все эти книги!

Он смотрел на огонь в камине и думал, что дальше ему делать с тем чувством, что поселилось внутри. Которое разъедает его, как кислота, не давая сосредоточиться на главном. Оно гложет его, заставляя возвращаться мысленно то на ту аллею под липами, то к музыкальному фонтану, и переживать снова и снова странные мгновенья счастья, которые сейчас казались почти нереальными.

Он вспомнил, как в те времена, когда измученный борьбой со Зверем он впервые позволил ему вырваться наружу и как долго, потом страдал, понимая, что не может позволить и остальным чувствовать его боль. Оорд тогда ему помог, научил отгораживаться от других невидимой стеной. С того дня, как Дитамар впервые это попробовал, он всё время жил хоть и в прайде, но в то же время за этой стеной. Так было проще…

И лишь когда Кайя разрушила его связь со Зверем, вместе с ней разрушилась и эта стена. Но видимо пришло время её восстановить.

С этими мыслями Дитамар лёг спать. И он надеялся, что выпитый кальди и новая стена помогут ему, наконец, забыться. Но прежде чем, возвести эту преграду между собой и любыми мыслями о Каталее Лафорт, он позволил себе маленькую слабость…

В последний раз. Понять, почему она так сделала… Ощутить, почувствовать, впитать…

Это было нетрудно. Нужно всего лишь позволить своим мыслям течь туда, куда их зовёт эта связь, а своему воображению увидеть то, что оно хочет.

В комнате темно. И Лея лежит в кровати. Она дрожит. Ей холодно и страшно. Она видела Змея. Она совсем одна… Он ощутил, как её страх, стекает холодными струями по коже. И у неё точно так же льёт дождь за окном, как и у него. И это вовсе не дождь, это слёзы. Слёзы её сердца. Их рождает её душа. Она несчастна и она тоскует… Она думает о нём…

И это понимание было таким одуряюще — приятным, опьяняющим сильнее, чем кальди, что он не удержался. Она ведь спит. Она ничего не почувствует. Одна маленькая слабость… Всего один раз!

Он коснулся её руки пальцами и прошептал:

— Не бойся…

Она тут же проснулась и потянулась к нему навстречу, не видя, но ощущая его тепло. И ему ничего не оставалось, только бежать…

Дитамару, кажется, впервые в жизни стало неловко за свой поступок, за такое поспешное бегство, как будто он влез через окно в чужую спальню, чтобы подсматривать, а его внезапно застукали за этим занятием. Он отгородился стеной, но в этот раз всё вышло иначе, не так, как раньше. У него не получилось закрыться от Леи совсем.

Даже сквозь невидимую преграду он ощутил её желание. Такое острое и жадное, что у него голова закружилась. Словно капли дождя оно просачивалось сквозь стену, и он почувствовал, как Лея обняла себя за плечи, представляя, что это совсем другие руки согревают её.

Его руки.

И ему бы отпустить это видение, перестать о ней думать, чтобы связь разрушилась, а он не мог. Она уснула, представляя, как он её обнимает, и он не в силах был отказаться от этой иллюзии, питая её своим теплом, наслаждаясь этим мгновеньем и проклиная собственную слабость.

Ладно. Пусть…

Один раз. Всего один раз. Завтра утром это закончится.

И с ощущением её тепла в своих ладонях он провалился в глубокий сон.

С джартом Дитамаром творилось что-то неладное. Хотя, конечно, Фингар и так понимал, что именно. Всё дело в том, что миледи Каталея ему отказала. Оно и немудрено! Разве стала бы приличная девушка бросаться в омут с головой и соглашаться на такое внезапное, и чего уж скрывать, довольно странное предложение руки и сердца! Вот она ему и отказала. И, видимо, джарт обиделся.

А всем в Лааре было известно, что джарт Дитамар не из тех, кто терпит отказы. Отец, отправляя Фингара в эту поездку, трижды ему наказывал, на что обращать внимание, и уж про джарта Дитамара так и сказал: «Упёртый он, как настоящий ибекс. Иной раз сделает вид, что оно ему и не надо, только ты не верь! Он молча сделает три круга, вернётся и наподдаст сзади рогами, да так, что полетишь в пропасть. Если ему что-то нужно, он спать не будет, есть не будет, но так просто от задуманного не откажется».