– Не везти же ее назад в Прагу, – аргументировал он свое предложение. – Тем более, что мне уже через несколько часов улетать домой.

Все, и даже Валентин Григорьевич, который, впрочем, во время застолья пил чай, согласились.

Во время этого застолья мы и разговорились с Людмилой Гурченко, поскольку сидели рядом, закусывая «Бехеревку» эклерами, принесенными кем-то из буфета и которые, похоже, мы любили оба…

Во время этого предновогоднего застолья Гурченко вспомнила свои съемки в «Карнавальной ночи». Для нее, двадцатилетней студентки ВГИКа (Всесоюзного института кинематографии), это была фактически первая роль в кино. (Дебютировала она в фильме «Дорога правды».) А для Рязанова первый полнометражный фильм, вместивший в себя, по сути, сразу три жанра: комедию, мелодраму, мюзикл.

Премьера фильма была всесоюзной. Его показали за три дня до Нового, 1956 года, фактически во всех крупных городах СССР. И посмотрело этот фильм почти пятьдесят миллионов человек! То есть успех его был ошеломляющий. А песни из этого фильма стали на долгие годы очень популярными в нашей стране…

Вот одна из таких задорно-оптимистичных песен, ставшая как бы уже неотъемлемой частью предновогодья и самих новогодних праздников:

На часах уже двенадцать без пяти.

Новый год уже, наверное, в пути!

Он к нам мчится полным ходом!

Скоро скажем: «С Новым годом!»

На часах двенадцать без пяти…

Новый год настает!

Пожелать хочу вам счастья!

Новый год у ворот.

Старый год уже не властен…

После того веселого и непринужденного застолья на «Мосфильме» «на прощание», как сказала Гурченко, уже в фойе, куда мы все спустились, чтобы разъехаться по домам, она и подарила мне свою книгу «Мое взрослое детство», по-дружески ее подписав…

И именно ощущение предновогодья, предчувствие волшебного праздника и предчувствие каждый раз ожидаемых, неминуемых чудес, связанных с ним, всегда, с самого раннего детства, и до ныне, живет во мне. Живет до самой полуночи 31 декабря. Когда все эти мечты и предчувствия, будто ножом гильотины, вдруг отсекаются вместе с ушедшим годом, со всем тем плохим и хорошим, что было в нем. И ты вдруг осознаешь, что никаких чудес не будет. И что они вряд ли вообще существуют на этом свете, где многое так рационально и меркантильно. А чудеса – это явление крайне редкое, почти исключительное. Поскольку чудо происходит вопреки, а не согласно существующим законам природы. Ибо: «Бог идеже хощет, побеждается естества чин…» То есть, когда Бог хочет, он резко отодвигает законы природы. И для всех нас наступает просто очередной новый (уже не с большой буквы) год, еще ближе приближающий нас к неизбежному финалу. Который у всех, увы, один. Богат ты или беден, счастлив или несчастлив. Для всех без исключения…

Вот как сказано об этом, притом безо всякой грусти, у нашего талантливого сибирского поэта Ростислава Филиппова: «Проходит год. Стал ближе день рожденья – святого часа смертушки моей».

Именно день рождения. Поскольку будет, как сказано у апостолов, новое время и новая жизнь. Если ты, конечно, в это веришь. Или снова по словам апостола: «Веруешь в жизнь – получаешь жизнь. Веруешь в смерть – получаешь смерть…» О чем, кстати, писал и грузинский философ, наш современник Мераб Константинович Мамардашвили: «Есть смерть, и есть – мертвая смерть…»

Поставив будильник на полку, я ненароком окинул и тот немалый ряд пустых разноцветных, разной формы и объема, красочных бутылок, плотно, одна к другой, стоящих на ней.

Причем каждая из них несла в себе, а точнее, с собой, какую-то историю. Обычно – веселую, праздничную!..

Вот первая, крайняя слева на полке, начинающейся сразу от входной двери на веранду, не бутылка, а скорее бутыль – емкостью 1,75 литра, с толстой стеклянной ручкой сбоку. На ее этикетке вверху красными буквами выведено: «Скалоновка». А ниже сей надписи есть даже портрет самого Василия Николаевича Скалона – основателя факультета охотоведения в Иркутске. Единственного такого факультета на весь бывший Советский Союз, куда набирали только парней.

«Скалоновка» была выпущена ограниченной партией на Иркутском ликероводочном заводе «Кедр» к пятидесятилетию факультета охотоведения в 2000 году.

Кроме названия водки – выведенного золотой вязью, ниже фотографии благообразного профессора – с умным взглядом и окладистой бородой, и еще одной фотографии за его спиной, (создающей как бы фон) – старинного трехэтажного здания факультета охотоведения по улице Тимирязева, 59. В здании сем до революции семнадцатого года размещался сиропитательный дом – первое учебное заведение в Иркутске для девушек всех сословий. Построено это добротное здание было по завещанию купеческой вдовы Елизаветы Медведниковой ее сыновьями в 1840 году. В мое же время в этом здании обучались только юноши – 75 человек ежегодного набора. И конкурс на эти места всегда был немалым.

Так вот, по красному фону, уже обычным шрифтом на бутылке написано: «Эксклюзивная водка». А на обратной стороне емкости, на отдельном листке есть даже небольшая рекомендация к сему напитку:

«Скалоновка» – прекрасный экологически чистый напиток, обладающий способностью вызывать добрые и радостные чувства в учениках Василия Николаевича Скалона, основателя и организатора факультета охотоведения, научившего всех нас быть верными великому братству охотоведов.

Употребление «Скалоновки» способствует выведению из организма черных мыслей, зависти, недоброжелательства, ненависти и других негативных компонентов, изначально чуждых охотоведам.

Пейте на здоровье и сохраняйте разум!

Кажется, точно уж и не помню, эту бутылку, с полноценным ее содержимым, подарил мне после вечера охотоведов (правда, не обычного, ежегодного, проводящегося в последнюю субботу и воскресенье мая, а юбилейного) Андрей Скалон, сын профессора Скалона, тоже окончивший в свое время наш факультет. А после него – еще и сценарный факультет ВГИКа – Всесоюзного института кинематографии, и ставший впоследствии очень хорошим писателем.

На мой взгляд, его повесть «Живые деньги» или рассказ «Стрела летящая» – так просто великолепны!

А уже с другим охотоведом – моим однокурсником Серегой Мухиным, родом из Хабаровска, прикатившем, вернее, прилетевшим на самолете из Петропавловска-Камчатского, где он тогда работал, на несколько дней в Иркутск, на очередной традиционный ежегодный вечер охотоведов, мы эту бутыль и открыли. Причем произошло это, заметьте, спустя год, после того, как мне ее вручил Андрей Скалон. И бутыль, представьте, так и стояла у меня на даче непочатая, ибо распить ее предполагалось именно с коллегами – охотоведами.

После окончания института мой однокурсник распределился на Камчатку. И, вполне естественно, что он не мог приехать оттуда с пустыми руками. Кроме горячительного – каких-то корейских и японских водок с различными травами, он привез мне на дачу на следующий