— И что же, — тихо спросил он, — у нас и… дети были… есть?

— Дочь, Светланка. Ты ее очень любил, то есть полюбишь, — запуталась Таня. — Сейчас фото покажу.

Миша держал в руках раскрытый Танин бумажник, в котором за пластиковой пленкой был маленький снимок улыбающейся девушки. Его дочь? Такая взрослая?

— Симпатичная, — пробормотал он, возвращая фото.

— Ты не бойся, — поняла его настроение Таня, — никто тебя неволить выполнять какие-то супружеские обязательства не станет. Мы только поможем тебе освоиться, потому что ты нам родной, как… как… — опять запуталась Таня.

«Собственного мужа усыновлять? — поразилась она и тут же отогнала посторонние мысли. — Сейчас не время о грустном».

Но без грусти не получилось, Миша расспрашивал о своих родных, у него навернулись слезы, когда Таня рассказывала, как умерли его мама и папа. Но через несколько минут Миша отвлекся, узнав, что его младший брат стал программистом и уехал на работу в Америку.

— Славка в США? — недоверчиво покачал головой Миша. — Зашибись!

Таня подтвердила, что его брат вполне благополучно устроился за океаном и они с Мишей переписываются по электронной почте.

— По какой?

— Мы тебе все покажем, объясним, это не бог весть что за премудрость.

Термосы с едой опустели, но Миша больше и не просил добавки. Ему очень хотелось выйти на улицу, своими глазами увидеть перемены. Таня отправилась спрашивать разрешения у Васи.

Кладову не понравилась идея выпустить Мишу на волю. Татьяна уговаривала: сколько взаперти его держите, ничего не случится, если я мальчика на машине по городу покатаю, в кино сходим или в кафе. Скрепя сердце Василий согласился. Но вернувшись в палату, Таня обнаружила, что Миша крепко спит.

Зазвонил мобильный телефон. Дочь:

— Мамочка! Сюрприз! Я дома! На три дня закатилась.

Таня очень обрадовалась, давно доченьку не видела. Но и мысль: значит, сегодня Вася не сможет ко мне прийти — тут же возникла. И следующая: говорить ли дочери, что произошло с отцом?

Таня вышла в коридор, чтобы не беспокоить Мишу.

— А где папа, — тараторила Светланка, — в институте? Сейчас ему позвоню.

— Не надо! — испугалась Таня. — Он… он в командировке. — Язык не повернулся сказать правду.

— Ой, жалко! Я так без него соскучилась! А когда приедет?

— Через неделю, — продолжала врать Таня.

— Мам, ты скоро?

— Не знаю, наверное…

— С тобой все в порядке? Голос какой-то…

— Все отлично, просто работы много, — поспешно ответила Таня. — Жди и никуда не уматывай!

Открылась дверь кабинета Шереметьева, и в коридор влетел Василий. Танино сердце счастливо ёкнуло: мой любимый!

Вася увидел на мониторе, соединенном с видеокамерой в палате, как с головы уснувшего Кутузова разом опали все волосы, череп оголился. Непривычная к подобным картинам, Таня могла испугаться. Но она стояла в коридоре, улыбалась, говорила по телефону. Слава богу, не видела Мишиных превращений!

— Ко мне дочь приехала, — виновато сказала Таня, нажав кнопку «отбой».

— Вот и отлично, поезжай домой, твоя помощь более не требуется.

— Только термосы возьму, чтобы в них завтра принести еду.

— Нет! — резко и поспешно воспротивился Вася. — Иди в кабинет, я сам термосы принесу.

— Милый, ты что? Обиделся?

Он подошел к ней, взял под мышки, оторвал от пола, поднял, Танино лицо оказалось напротив, потерся носом о ее нос.

— Я люблю тебя, коротышка!

— И я тебя люблю, долговязый Дон Кихот!

Она заехала в магазин и купила столько продуктов, сколько их требуется на большой банкет. Подъехав к своему парадному, позвонила дочери: выходи, помоги донести. Они целовались и обнимались минут пять, не в силах оторваться друг от друга. А потом тащили покупки и термосы, про которые Светланка спросила, зачем они, и Тане на ходу пришлось выдумывать версию.

— Готовлю еду для своих сотрудников и отвожу по утрам в офис.

— О, провинция! — закатила глаза дочь. — Мама, ты же владелец фирмы, а не кухарка! Никакого представления о корпоративной этике и выстраивании дистанционных отношений с подчиненными. В западных компаниях…

Доченька прочитала ей лекцию о принципах управления персоналом. Таня слушала вполуха, но умилялась: Светланка такая умная, хорошо учится. Критику Татьяна легко признала, не стала спорить, указывать на то, что книжные знания часто оказываются далеки от реальных проблем. На лице у дочери появилась довольная гримаска — маму научила уму-разуму, и это тоже было приятно Татьяне. Когда ребенок радуется, у матери поет сердце.

Таня приготовила ужин, накормила дочь. Наговориться и насмотреться не могла, но Светланка ускакала к подружкам:

— Мамочка, ну, извини! Я только к Оле и к Маше на минуточку!

Это означало, что дочь вернется за полночь. А что поделаешь? Около своей юбки не удержишь, выросла.

Одинокий Танин вечер скрасили телефонные разговоры с Василием, который остался ночевать в клинике. Сначала Таня ему позвонила, потом он ей, потом договорились — каждые полчаса выходим на связь. Как подростки, честное слово! Но ведь никто не видит, никто не посмеется!

На последний звонок Татьяны Василий долго не отвечал. Сняв трубку, признался: уснул за столом, лицом в бумаги, как пьяница в салат.

— Про пьяницу забудь! И ложись отдыхать немедленно! Ты же… мы же… прошлую ночь…

— Да, — согласился Вася, — потрудились. Но как славно! Обещай мне много таких ночей!

— Хорошо! — как девчонка, рассмеялась Таня. — Но сейчас спать, и точка!

— Слушаю и повинуюсь.

Он лег в одежде на диван, на котором несколько часов назад валялся Шереметьев. Наш доктор-сноб и вообразить не мог, что его кожаному дивану придется проминаться под спящими мужиками.

Вася уснул, едва коснувшись щекой прохладной обивки.

А следующим утром его разбудило онемение неудобно скрюченного тела. Первым делом Вася посмотрел на монитор. Чертыхнулся, пошел в палату. Все так и есть. Позвонил Шереметьеву. Все, хватит строить из себя нобелевских лауреатов!

— Сколько лет твоему сыну? — спросил Василий.

— Одиннадцатый год.

— Привези его белье и одежду.

— Что… так радикально?

— Да. И диспуты окончены, я везу Кутузова в Москву.

— Согласен.

Шереметьева не решительность Васи убедила, а элементарное чувство самосохранения. Вчера губернатор, даже не предложив присесть, орал на него, брызгал слюной как бешеный. Грозился пустить по миру, в прах развеять его фирму за распространение слухов о его, губернатора, семье. Семен оправдывался, мямлил и потел, чугунная голова гудела, но уже не от похмельной боли, а от страха. Хозяину, действительно, ничего не стоило сделать из Степана котлету. Хотя формально налоговая инспекция, или прокуратура, или пожарные, или санинспекция не подчинялись губернатору, но стоило тому выдать один звонок — на Шереметьева бы набросились и порвали в клочья. И тогда что бы ему оставалось? Идти в больницу рядовым терапевтом? К Мамке наниматься? Кажется, он видел ее в приемной губернатора. Воронье! Слетелись поклевать! Думал, что игра беспроигрышная. Заигрался, без козырей остался, и блефовать не получится. Что его может спасти? Московские дела. Если столичные мэтры от медицины подтвердят, что он занимался (и кучу личных денег угрохал!) научно ценным экспериментом, никто не посмеет тявкнуть. И хозяин области сменит гнев на милость. А в отношении его зятька, предположительно спидоносного, надо собрать информацию, на всякий случай.