В палатке темно, как в склепе, и так же сыро. Но все же лучше, чем спать земле. Нахожу контуры спального мешка, а вместе с ними и Блэквуда. Лежит на боку, не двигается. Интересно, спит? Я не замечала, чтоб он когда-то спал. Тянусь к плечу и вздрагиваю потому, что в ту же секунду возле моего горла оказывается нож. Не двигаюсь и не дышу. Один неосторожный вдох может стоить мне жизни.

– Твоя смена.

Рука с ножом опускается. Он вылезает из палатки, а я еще какое-то время не могу прийти в себя. Все-таки в одном я была права. Блэквуд всегда начеку. Еще он никогда не спит и ложится с ножом под подушкой – нужно добавить это в список на всякий случай, чтоб в будущем не наткнуться на этот самый нож. Залажу в спальник, когда боковым зрением ловлю движение слева. Марена.

– Не спишь?

Мотает головой.

– Тяжелая ночь для всех нас.

– Не для него.

По взгляду понимаю, кого она имеет в виду.

– Ему всегда все дается легко, потому что ему все равно. На все, – ее голос, тихий, усталый, тает с каждым словом. – Кроме жидкости на дне флакона. Это все, чего он хочет.

– А ты?

– Не уверена. Я больше ни в чем не уверена…

Голос стихает, будто каждое слово выкачивает из нее силы. Тут бы утешить, но единственное, о чем я могу думать, это слова Лима. «Он никого не почитает, особенно Блумов».

– Марена?

Слышу ее тихий вздох.

– Что Лим имел в виду, говоря об особом отношении Блэквуда к Блумам?

– Какое это имеет значение.

– Для меня имеет.

– Это не мне решать. Я могу лишь сказать, что вражда между Блэквудами и Блумами имеет давнее начало… – голос стихает. – Много лет, десятков… а может, и…

Она засыпает, а я остаюсь без ответов. Снова. С каждым ответом больше вопросов. О какой вражде идет речь? Что значит давнее начало? И почему… нет. Все, хватит. Достаточно ломать себе голову. Она и без того трещит по швам. Пожалуй, для одного дня достаточно. Постарайся поспать. До прихода так называемого «рассвета» мне удалось вздремнуть пару часов, и этого оказалось достаточно, чтоб снова встать на ноги. После сна двигаться легче, знать бы еще куда и чего ожидать впереди. Сон оставил положительный отпечаток и на Марене. Она выглядит лучше, даже щеки румянее (возможно, это последствие пролитых за день слез), чего не скажешь о Блэквуде, чья кожа цвета расплавленного воска усиливает желание держаться от него подальше.

Я выросла в Уинтер Парке, со всех сторон окруженном лесами, и неплохо ориентируюсь в лесистой местности, но природа Другой стороны отличается от всего, к чему привыкла. Не могу объяснить, но это так. Какое-то странное ощущение витает в воздухе. Будто земля рыхлее и небо ниже, а сырость въелась в каждый миллиметр древесной коры. Ели выше и растения другие. Даже мох какой-то не такой. Некоторые растения я никогда не видела. Как странно: смотреть на все словно в первый раз. Будто и не была в лесу никогда. Хорошо, что у нас есть компас. Звуки леса пронизывают приглушенные всхлипы. Это Марена никак не может заставить свое сердце биться ровнее. Блэквуд то и дело фыркает на нее. Я понимаю, она создает много шума, а шум нам ни к чему. Кто знает, сколько еще этих тварей водится в лесах? Но от того, как он это делает, тело съеживается каждый раз, когда его голова поворачивается назад. Будто затыкает старую дрянную кошку, а не человека, потерявшего брата. В нем сочувствия не больше, чем в камне, хотя и того меньше.

До того как туман начал оседать на наши головы, мы преодолели три-четыре холма. С каждым шагом атмосфера угнетает сильнее. Ветки хрустят под ногами, как обугленные кости, добавляя густоты и без того мрачной атмосфере. Пора бы заняться поиском места для ночлега, но коннетабль ведет нас вглубь леса. Внезапно спина Блэквуда вырастает прямо передо мной. От неожиданности чуть не натыкаюсь на него, но все же успеваю вовремя притормозить.

– Что такое?

Не отвечает. Садится на корточки, смотрит на землю. Что там? Следы? Только когда подхожу ближе, замечаю размытые очертания. Линия спины, вскинутая набок голова. Тело. И не просто тело – моров.

– Его убили?

Блэквуд переворачивает кусок мертвой плоти. На лице грязь, на подбородке запекшиеся потеки крови. От подобного зрелища желудок скручивается в узел. При одном прикосновении к нему меня бы уже раза два стошнило, но Блэквуд не из брезгливых. Он ныряет рукой за шиворот и достает из него еловую иголку, затем подносит к губам, пробуя на вкус.

– Отравлено, – швыряет иголку на землю. Только сейчас понимаю, что это не иголка, а умело заточенный дротик.

– Падшие?

Оборачиваюсь на голос. Это первое слово, которое Марена произнесла со вчерашнего вечера. Значит ли это, что она идет на поправку, раз начинает интересоваться происходящим?

– Не вижу другого варианта.

– Самозащита?

– Скорее, естественный отбор. Чем больше моровов убьют, тем меньше останется.

Марена кивает.

– Тело не захолодело, он умер недавно, – он оглядывается по сторонам. – Уходим по одному.

Стоит мне только сделать шаг, как Блэквуд останавливает меня рукой.

– Нет, – он кивает в сторону Марены, – сначала ты.

Удивительно. Его рука меня даже не коснулась, но я буквально ощутила пинок в живот. Как ему это удается? Марена выступает вперед. Как только она отходит достаточно далеко, рука Блэквуда испаряется в темноте вместе с ним. Я иду последняя. Метр, три. Все спокойно. Не похоже, чтоб нас поджидали, но на всякий случай придерживаюсь указаний главнокомандующего. Треск ветки отдается гулом в висках. Что это? Я ни на что не наступала. Это не я. Шелест, скрип, звук рассекающегося воздуха и крик. Что происходит?!

– Назад!

Кто-то отталкивает меня, и я валюсь на землю. В воздухе то и дело хлыщет свист, словно над головой пролетает сотня стрел. Что это? На нас напали моровы? Падшие выбрались на охоту? Или это деревья валятся нам прямо на голову? Свист стихает так же резко, как и начинается. Похоже, все закончилось. Если бы еще понять, что это было. Пытаюсь подняться, но мир опасливо покачивается перед глазами. Кляксы сливаются в сплошную тень, которая, к моему удивлению, начинает двигаться. Извиваться, тянуться, будто коряги упавшего дерева. На секунду мне так и кажется, пока я не замечаю два зияющих на его фоне глаза.

– Марена!

Не замечаю, как оказываюсь на коленях. Теперь ее лицо уже не кажется расплывчатым, но лучше от этого не становится. Кровь на щеках, обезумевшие глаза и десятки иголок, изрешетивших ее кожу. Уж лучше я бы ничего не видела.

– На помощь!

Каким-то образом рядом оказывается Блэквуд (а может, он уже здесь был). Он приподнимает ее и вытягивает иголку. Точно такую же, какая был в спине у морова.

– Это не смертельно? – опускаю ее голову на колени. – Она не умрет?