глубокое уважение. Они платили, пусть и небольшие деньги на общее дело, приходили на собрания и лекции после десяти и больше часов работы.

* * *

На собрании в одном из помещений масонского храма выступил известный адвокат Амберни. Из зала ему был задан вопрос:

– А почему вы только сейчас решили вступить в Интернационал?

По-видимому, спросивший догадывался, что причины адвокатского решения не были связаны с идеей коммунизма.

– Знаете ли, – замешкался адвокат, – бывают обстоятельства… Особенности нашей профессии требуют определённой осторожности… В данном случае мне требовалось сначала устроить свои финансовые дела… Но теперь эти трудности преодолены и я готов присоединиться к рабочему движению, бороться по мере своих возможностей за права трудящихся.

– Для нас, представителей трудящихся масс, – сказал Утин, – большое значение имеет союз с влиятельными политиками. Предлагаю поддержать кандидатуру известного адвоката Амберни.

В зале, несмотря на гул неодобрения, большинство согласилось с Утиным. Сидевший рядом с Кропоткиным знакомый рабочий-каменщик тоже проголосовал «за».

– Зачем вам нужен этот циничный тип? – спросил его Пётр. – Ведь для него главное – деньги, а не дело.

– Это ясно. Пройдоха! На прошлых выборах он был за буржуазную партию. Ничего у него не вышло. Теперь на нашей рабочей партии хочет в парламент войти.

– Значит, гнать его надо взашей.

– Нет, товарищ. Надо таких использовать. А после революции мы вышвырнем их за борт.

* * *

Утин выступает на собрании:

– Граждане, товарищи! Газета эксплуататорских классов Journal de Genuve опубликовала провокационную статью. В ней говорится, что мы якобы собираемся устроить стачку строительных рабочих. Мы собрались для того, чтобы с негодованием противостоять этой наглой клевете! Если вы согласны со мной, я сейчас же пошлю опровержение!

Он уже готов был сойти с трибуны, как послышались голоса: «Не мешало бы обсудить сначала!», «А что, стачку нельзя устроить?», «Цены растут, а они платят мало, так жить нельзя!»

– Я снимаю своё предложение!

Встретив Утина после собрания, Кропоткин недоумевал:

– Николай Исаакович, о какой клевете вы говорили? Насколько я знаю, стачка действительно обсуждалась и даже подготавливалась. Рабочие считают, что надо припугнуть хозяев.

– Простите, Пётр Алексеевич, но вы слишком наивны. Партийные проблемы не так просты, как кажется с первого взгляда. Приходится идти на компромиссы. Дело в том, что стачка может гибельно отразиться на выборах адвоката Амберни.

– Получается, что вы за спинами рабочих ведёте какие-то махинации?

– Не будьте так щепетильны, князь. Если вы решили заняться политикой, то должны понять, что это занятие не всегда, как бы это сказать, чистое. В белых перчатках его делать невозможно.

* * *

Пётр Кропоткин не терпел расхождений слов и дела. Ему не по душе были соглашатели. Он решил познакомиться с представителями другого направления – сторонниками Бакунина, о которых Утин отзывался уклончиво и с некоторым неодобрением.

Для встречи с бакунинцами пришлось приехать в Невштатель. Вновь – уютный город с остроконечными крышами у озера среди невысоких гор. На этот раз между рабочими и вожаками не было никаких расхождений. Просто одни были более образованы и деятельны, чем другие.

В скромной квартире одного из активистов Джеймса Гильома беседы не получилось.

– Простите, в ближайшие дни у меня будет слишком мало времени, – с огорчением сказал Гильом. – Мы выпускаем местную газету, и мне надо надписать три тысячи адресов на бандероли, а затем заняться корректурой.

– Почему вы не возьмёте ещё одного работника?

– Нет средств. Я и без того вынужден по ночам переводить романы с немецкого на французский язык.

– Давайте я помогу вам подписывать бандероли.

– Увы, адреса хранятся в моей памяти.

– Тогда я стану заклеивать бандероли, а мы в это время поговорим. Я приду к вам после обеда.

Они обменялись крепкими рукопожатиями.

Встретились в типографии. Гильом подписывал бандероли, Кропоткин их заклеивал и клал в стопки. Наборщик, участник Парижской коммуны, отвечая на вопросы Кропоткина, продолжал набирать какую-то повесть и повторял набираемые фразы вслух. Получалось:

– На улицах началась жаркая схватка… «Дорогая Мария, люблю тебя»… Работники на Монмартре дрались, как львы… «И он упал перед ней на колени»… Они отстаивали своё предместье целых четыре дня. Мы знали, что Галифе расстреливает пленных, и поэтому дрались особенно упорно…

Глубоким вечером Гильом снял рабочую блузу. За скудным ужином побеседовали. Затем Гильому надо было редактировать «Бюллетень Юрской федерации».

* * *

Кропоткин поднимается на склон горы к небольшому навесу. Здесь Малон Бенуа, бывший деятель Парижской коммуны, похожий на русского мужика, зарабатывал на жизнь плетением корзин.

Руки у него действовали словно сами собой. Во время работы он мог любоваться видом на озеро и дальние горы, ведя беседу. Вечерами писал статьи для рабочих газет и книгу о Коммуне.

Из его рассказов один врезался в память Кропоткину. Взятый в плен мальчишка, сражавшийся на баррикаде, перед расстрелом попросил офицера позволить отнести серебряные часы матери, жившей неподалёку. Офицер дал согласие.

Мальчик вскоре вернулся, встал у стены среди трупов и крикнул: «Я готов!» Его расстреляли. Во Франции одним героем стало меньше.

* * *

В небольших долинах Юрских гор Пётр Кропоткин побывал в городке Сонвилье. Здесь и в окрестных посёлках многие были заняты разными отраслями производства часов.

Была зима. Началась метель. Кропоткину предложили идти в соседнюю деревню, где назначили сходку по случаю приезда русского товарища. К удивлению Петра, собралось полсотни человек, некоторые пришли за несколько вёрст.

Часовщики были людьми немолодыми, обстоятельными, каждый сам по себе, со своим мнением. И в то же время они были объединены общими идеалами свободы, справедливости, равенства.

Кропоткин провёл неделю среди часовщиков. Это были убеждённые анархисты. В отличие от сторонников Бакунина, они не приветствовали вооружённое восстание.

– Ваша работа склоняет к индивидуализму, – говорит Кропоткин гравировщику, обрабатывавшему крышку золотых часов.

– Пожалуй.

– Тогда почему вы вошли в Юрскую федерацию? Что вам это даёт?

– Вместе мы сила.

– Но у вас есть государство, демократическое. Оно вас защищает, придаёт вам силу, разве не так?

– Не так.

– А как? Чем вас не устраивает государство? Рабочие на фабриках, заводах объединяются, чтобы противостоять своим хозяевам. У вас их нет.

– Государство защищает богатых от бедных.

* * *

Кропоткин стал убеждённым анархистом. Он решил: революция неизбежна. Капиталисты, банкиры, промышленники, государственные чиновники так просто власть не отдадут. Подлинное обновление общества совершает только революция.

Он записал: «Вопрос не в том, как избежать революции – её не избегнуть, – а в том, как достичь наибольших результатов при наименьших размерах гражданской войны, с наименьшим числом жертв и по возможности без увеличения взаимной ненависти».

* * *

Возвращался Пётр Кропоткин в Россию с саквояжем