– Верно, постичь трудно. Вот и Библия не так проста, как кажется. Её умные люди по-разному толкуют. Был такой древний святой Августин. Он считал, что Бог внёс в мир порядок, а то, что в Библии сказано, можно по-разному понимать. Я тоже так думаю.

– А откудова ты про море и про льды высокие вычитал?

– На то книги есть научные. Земля сама подсказку даёт. Скажи, откуда конь-камень, что на памятнике Петру Великому?

– Известно откуда, из болота приволокли.

– Не сам же он в болоте родился. Его туда льды притащили, с севера. А про моря я знаю, потому что здесь под нами, если колодец глубокий прокопать, встретишь слой глины морской. Значит, было когда-то море. Давненько, миллионы лет назад.

– В Священном Писании про один день сказано, а у тебя мильён!

– Согласно Библии, это день Бога, а наших дней это могут быть миллионы.

– Ну разве что так…

* * *

Постепенно беседы с ткачами стали более откровенными. Бородин рассказал, как побывал в Швейцарии, какие вёл там разговоры. Социальных идей не проповедовал – опасно. Больше говорил об организации рабочих, объединении трудящихся и взаимной помощи.

Принципы свободы, равенства и братства были восприняты без энтузиазма:

– Это как понимать свободу-то?

– Чтобы никто над тобой не командовал. Чтобы не было над тобой хозяина, помещика. Чтобы хозяевами были те, кто трудится. Как сказано в Евангелии: не работающий да не ест.

– Это хорошо бы, да кто же такое допустит? И какое, мил-человек, может быть равенство и братство? Вот ты образованный, не из простых, знать. К нам снисходишь, на том тебе спасибо. Но разве мы тебе ровня?

– Надо, чтобы образование каждый мог получить. И работу мог бы выбрать по душе. А свободу просто так никто нам не даст. За неё надо бороться. В Западной Европе рабочие объединяются и борются за свои права. Есть союз рабочих разных стран – Интернационал. Вместе мы – сила.

– Да и полиция не шибко слаба, – подал голос молодой рабочий.

– Волков бояться – в лес не ходить. Нас, агитаторов, скорей всего, сошлют в Сибирь. Некоторых из вас могут продержать некоторое время в тюрьме. Это суровая борьба, и слабым в ней не место.

Его поддержали: «И в Сибири, почитай, не одни медведи живут», «Где наша не пропадала!», «Да уж, мил-человек, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. А свобода, что и говорить, дело святое».

* * *

Кропоткин с товарищем идут по тёмным петербургским улицам. Товарищ предупреждает: «Поступило известие, что полиция вышла на наш след. Надо оповестить всех. Зайдем к Варе Батюшковой».

Они поднимаются по узкой лестнице. В комнате за столом сидит Батюшкова, переписывая прокламацию. Кропоткин решает пошутить:

– Батюшкова, мы хотим попытаться освободить товарищей из крепости. Это, конечно, опасно и почти безнадёжно…

– Идём, – просто отвечает она, отложив перо и вставая.

Кропоткин ошеломлён. Девушка спокойно готова идти едва ли не на верную смерть. Вот что такое подлинное мужество и верность идее!

– Прости. – У него срывается голос. – Прости, я пошутил. Глупо, низко пошутил. Прости…

* * *

Князь Пётр Кропоткин увлёкся наукой. Это нетрудно понять. Стремление к познанию – фундаментальный инстинкт человека.

Научные занятия можно вполне сочетать с танцами на балах, пением в гостиных, умными беседами о благах гражданских свобод и конституции. Но зачем переходить черту дозволенного? Затем вставать на опасную шаткую стезю пропагандиста-революционера? Азарт опасных приключений? Для этого есть азартные игры…

Он с детских лет был театралом, участвовал в любительских спектаклях. Для него революционная деятельность могла быть увлекательной игрой. Она придавала особый шик пребыванию в высшем обществе. Не потому ли находил упоение в такой игре? Контрасты и рискованные ситуации усиливают эмоции.

Возможно, отчасти его поведение определялось этим обстоятельством. Хотя для полноты ощущений вполне достаточно совмещать обыденную жизнь с научными исследованиями. Он и сам отмечал: «В человеческой жизни мало таких радостных моментов, которые могут сравниться с внезапным зарождением обобщения, освещающего ум после долгих и терпеливых изысканий».

Хождение «в народ» не было для него подобием костюмированного представления. Ему не требовалось умения перевоплощаться. Среди рабочих и крестьян он чувствовал себя естественно.

Его тяготила фальшь «высшего света». Внешняя интеллигентность этих людей вызывала у него отвращение, как игра бездарных артистов у профессионала. За масками благочестия и благомыслия скрывались сытые рожи бездельников. «Барствующие холопы», как называл их Кропоткин.

Среди революционеров он тоже оставался белой вороной. Его товарищ Степняк-Кравчинский полагал: «Кропоткин рождён для деятельности на широком поприще, а не в подпольных сферах тайных обществ. У него нет той гибкости и умения приспособляться к условиям момента и требованиям практической жизни, которые так необходимы заговорщикам. Он страстный искатель истины, умственный вождь, а не человек действия».

Другое мнение Степняка-Кравчинского: «Он решительно не способен командовать и ещё менее организовывать кого-нибудь. У него всегда одно: интерес идеи, убеждения, а вовсе не практический результат; о нём он совершенно не думает. Таким образом не создашь кружка, не организуешь партии».

Суждение спорное. Недостаток организационных талантов или неспособность руководить людьми? Нет, не верится. Кропоткин был проверен труднейшими ситуациями. Он с отличием закончил высшее военное заведение. Командовал отрядом камер-пажей (фельдфебель!). Руководил экспедициями в Сибири, на Дальнем Востоке.

Он умел «приспосабливаться» или руководить, но – не желал так делать! Вот в чём причина.

Он был сторонником безвластия не на словах. Человек может утверждать что угодно или что удобно. Вера определяется делами.

Безвольные люди обладают пластичным, как воск, характером. Они принимают то обличье, которое определяется внешними силами. Приспосабливаются к окружающей среде и текущим обстоятельствам.

Характер у Петра Кропоткина выработался твёрдый, как кристалл. И – многогранный. Это позволяло ему жить тремя жизнями одновременно.

О человеке можно судить по его отношению к ближним. Князь Кропоткин презирал представителей высшего света. О революционерах отзывался иначе: «Никогда впоследствии не встречал я такой группы идеально чистых и нравственно выдающихся людей, как те человек двадцать, которых я встретил на первых заседаниях кружка “чайковцев”. До сих пор я горжусь тем, что был принят в такую семью».

Был ли он двуличным? Нет, не верится. В его общественной жизни была колоссальная разность потенциалов: от высшего слоя – до низшего. Так в опытах по физике устраивают электрический разряд. В природе вспыхивают молнии. У человека возникает чрезвычайная напряжённость бытия.

* * *

С 1872 года осведомители охранки донесли: в Петербурге группы агитаторов ведут антиправительственную пропаганду в рабочих районах. Стали следить за подозрительными людьми (студентами, например), заходившими к рабочим. Начались