У меня такое чувство, будто меня снова приняли в команду, только на этот раз мне еще и платить будут.

Мы вместе составляем расписание, добавляем мою фамилию в некоторые незанятые графы, и я проверяю, смогу ли встречаться с Марли в обеденный перерыв или во второй половине дня после работы. Когда мы утрясаем все организационные вопросы, Скотт распечатывает мое расписание и вручает мне. Листок еще теплый. Приятно снова держать в руках какой-то план работы, знать, что люди на меня рассчитывают.

Чувствую, что сделал шаг вперед. Шаг к своему будущему.

Едва выйдя из здания, я звоню Марли, и мы договариваемся встретиться в парке через полчаса. Тяжело делать вид, что я совершенно спокоен, потому что меня буквально распирает от восторга.

До прихода Марли нужно как-то убить время, поэтому я прогуливаюсь по Мейн-стрит и рассматриваю витрины. В какой-то момент останавливаюсь, увидев в очередной витрине большого воздушного змея. Несколько минут спустя я уже несу его к машине моей мамы.

Доезжаю до парка за несколько минут, выхожу из автомобиля и пишу сообщения маме и Сэму, сообщаю хорошие новости.

Засовываю телефон обратно в карман и вздыхаю с облегчением; в холодном осеннем воздухе мое дыхание вырывается изо рта облачком пара. Когда облачко рассеивается, я вижу, что по дорожке ко мне идет Марли, держа в руке красновато-розовый цветок. Деревья вдоль аллеи уже почти голые, их коричневые и рыжие листья шуршат у девушки под ногами. Я приветственно взмахиваю воздушным змеем, и на лице Марли расцветает широкая улыбка. Она бегом сокращает оставшееся между нами расстояние, поправляет свою горчично-желтую шапочку, совершенно не обращая внимания на змея.

– Ну, что? Как всё прошло?

Я прислоняюсь к машине, стараясь напустить на себя равнодушный вид. Говорю небрежно:

– Ну, кажется, Скотту понравились мои статьи.

– И? – нетерпеливо понукает меня девушка.

– И… Теперь внимательно следи за спортивной колонкой в «Таймс», – выпаливаю я. Моя попытка сохранять напускную серьезность с треском провалилась. – Меня сразу наняли!

Марли радостно взвизгивает и бросается в мои объятия.

– Я же говорила! Я знала, что так и будет!

Смеюсь.

– Ты была права насчет моих биографических очерков – они понравились Скотту больше всего.

– Естественно, я была права. – Марли протягивает мне цветок, круглый, объемный, с десятками бледно-розовых лепестков, которые становятся тем меньше, чем ближе они к центру. – Это пион. Он означает удачу и везение, но, думаю, тебе всё это уже не нужно.

– Удачи никогда не бывает слишком много.

Марли улыбается и слегка отстраняется, чтобы лучше меня рассмотреть.

– Кстати, ты чудесно выглядишь.

Разглаживаю полы своей новой куртки и улыбаюсь. Прежде Марли никогда не говорила мне ничего подобного.

– Ух ты, спасибо. Хотя, пожалуй, в этой куртке не очень удобно будет запускать змея.

– Я уже несколько лет не запускала змея, – говорит Марли, поправляя отворот моей куртки.

– Мне показалось, это было бы весело. – Поднимаю змея повыше. – Ты упоминала, что в детстве обожала это развлечение. И… сегодня очень ветрено.

Тут как по заказу налетает порыв ветра, и волосы Марли развеваются во все стороны. Она дотрагивается до тонкой деревянной рамы змея и согласно кивает.

Нам приходится попотеть, чтобы заставить змея подняться в воздух. Мы разматываем леску в катушке и по очереди бежим по траве, пытаясь сделать так, чтобы змей поймал воздушные потоки, а потом отпускаем змея, но он всякий раз падает на землю.

Наконец, во время моего пятого по счету забега змей всё-таки плавно поднимается в воздух.

Я испускаю вопль ликования, леска скользит у меня между пальцами. Змей дергается вправо, влево, ветер заставляет его плясать в хмуром осеннем небе.

Когда змей наконец выравнивается, я передаю Марли деревянный брусок, на который намотана леска, и наблюдаю, как девушка смотрит вверх, на змея – ее лицо так прекрасно.

– У тебя есть планы на Хеллоуин? – спрашиваю я. – Это уже в субботу.

– Да нет, в общем-то, – отвечает Марли. Змей дергается, и она натягивает леску, выравнивая его. – Я… не люблю большое скопление людей.

– Что ж, – говорю я, ничуть не удивляясь. – Моя мама поедет в город, так что мне, возможно, понадобится помощь: боюсь, не смогу один раздать все сладости.

Марли глядит на меня скептически.

– Будет весело, – заверяю я ее. – Можно надеть карнавальные костюмы и всё такое. В смысле, как можно не любить Хеллоуин? Можно перевоплотиться в кого угодно.

На лице девушки отражается напряженная работа мысли.

– Хорошо, – говорит она в конце концов и прижимается ко мне, а я целую ее в лоб. – Но только потому, что тебе, похоже, очень нравятся переодевания. Не хотелось бы разрушать твои фантазии.

Ее хитрая, дразнящая улыбка меня добивает. Крепко ее обнимаю, мы оба смеемся, конец лески, закрепленный на деревянном бруске, разматывается, и змей уносится в облака, а я целую Марли. Губы у нее холодные, но всё остальное тело теплое. Она обнимает меня за шею.

– Мы упустили змея, – вздыхает она, глядя в небо.

Смеюсь.

– Уж лучше я буду держать тебя.

Мне на лоб падает дождевая капля, мы, хохоча, отскакиваем друг от друга и бежим по дорожке к моей машине, а дождь всё усиливается. До машины остается всего ничего, как вдруг Марли вырывает у меня руку.

– Подожди!

Она наклоняется и что-то подбирает с земли. Тоже нагибаюсь, чтобы получше разглядеть, и вижу на дорожке россыпь крошечных точек. Это новорожденные улитки: Марли собирает их одну за другой и уносит с дороги.

– Что ты делаешь? – спрашиваю, морщась от хлещущего мне в лицо дождя.

– Не хочу, чтобы их раздавили, – отвечает она.

Мы медленно продвигаемся к машине: я прошу бегунов и прохожих обойти нас, а Марли собирает улиток с дороги.

Для этой девушки важна каждая жизнь, даже жизнь улитки. Мое сердце переполняется нежностью, когда я смотрю на Марли, хотя мы оба промокли до нитки. Когда мы садимся в машину, девушка смотрит на меня, и я, не говоря ни слова, наклоняюсь и целую ее. Я еще никогда не встречал никого, подобного ей, и мне не нужны пионы, чтобы понять, что удача мне улыбнулась.

Я сижу на крыльце и держу корзинку с конфетами. Стоящая рядом со мной дым-машина выдыхает очередную порцию дыма, затуманивая мне взор. Машу рукой, разгоняя дым, а ко мне через двор уже несется очередная орда детишек, их родители стоят на тротуаре в свете фонарей.

– Сладость или гадость! – кричит карапуз, одетый привидением.