Тэра пребывала в прекрасном расположении духа, даже напевала что-то, пока умывалась и собирала волосы. Хэферу невольно передалось её настроение. Да и преступно было печалиться после восхитительного окончания этой ночи. Но радость его была горьковато-сладкой, приправленная тревогой, едва успевшей затихнуть.

Когда они спустились, Бернибы в доме не было, но Сехир ждал их на разложенных циновках, а служанка уже приготовила хлеб, сыр, свежее масло и золотистый мёд.

– Матушку позвали в храм ещё засветло, – пояснил воин. – Не знаю уж, что там стряслось у них.

Хэфер нахмурился, но уточнить решил уже напрямую у Верховной Жрицы. Тайные замыслы Ануират были ему не по душе. Когда он думал об этом, жжение в теле становилось нестерпимым, отзываясь его эмоциям.

– Может быть, долгожданные новости, – с улыбкой предположила Тэра, коснувшись руки царевича.

Его всегда поражало, как она чувствовала его и как целительно на него влияли даже самые лёгкие её прикосновения. Так и сейчас она успокоила пламя, которое едва не успело разгореться.

– Надеюсь на это, – кивнул он.

– Как твоё самочувствие, госпожа жрица? – с участием осведомился Сехир, подвигая к ней пиалу с мёдом.

– Гораздо лучше, – улыбнулась Тэра, лукаво взглянув на Хэфера.

Маленькое напоминание о минувшей ночи отозвалось в нём уже другим жаром, и он чуть улыбнулся в ответ. Взяв хлеб, он разломил его и передал супруге, точно невзначай коснувшись её пальцев.

Трапезничали молча, хотя Сехир пытался разбавить тишину очередными байками из селения. Оказалось, что целых три семьи рьяно спорили, из чьего именно приплода священных псов выбрать щенка в подарок Тэре. Каждый, разумеется, нахваливал своих. Но чем закончилось дело, жрица уточнить не успела, потому что вернулась Берниба.

– Прошу простить меня! Верховный Жрец Кассара прислал гонца, – сказала она, садясь на циновку рядом с Сехиром, который уже накладывал ей на тарелку хлеб и сыр. – Обычные наши дела, но пришлось уделить им внимание.

– И никаких новостей? – спросила Тэра, пристально глядя на Бернибу.

– Из того, что могло бы вас интересовать, нет, увы. Лишь дела жречества и общины.

«Я делаю тебя воином, целитель, и сжигаю паутину обмана пред твоим взором…»

Хэфер понял вдруг, что не просто не доверяет Верховной Жрице. Сейчас он не верил ни единому её слову.

Паутина обмана… С тех пор, как он прошёл ритуал в песках, Хэфер чувствовал ложь лучше, чем когда-либо. И очень быстро эта паутина сгорала перед его взором.

* * *

Весь следующий день Кахэрка была абсолютно спокойна и безмятежна, готовясь к ритуалам. Хархаф помогал ей, чем мог, и старался черпать спокойствие в её безмятежности. Раз преемница мудрейшего Минкерру взялась найти общину мятежников, значит найдёт. Не ему было сомневаться в длани Первого Бальзамировщика – её внутренний взор прозревал гораздо дальше и глубже, чем взоры многих жрецов.

Уже к закату у храма начали собираться псы. Они не приближались к рэмеи, но бродили по границам владений, изредка издавая тоскливый хриплый вой. Кахэрка не прервала приготовлений и велела Хархафу не отвлекаться, хотя тому было сильно не по себе. Священные звери точно оплакивали Место Силы и свою общину, и он чувствовал себя преступником, хотя преступил священный Закон не он, а те, кто обитал здесь…

Когда заходящая солнечная ладья окрасила воды реки и прибрежные пески кровавой медью, солдаты сообщили, что кто-то приближается к храму со стороны некрополя. Лишь тогда Кахэрка отложила свои занятия и вышла, а её пёс следовал за ней тенью.

Одинокая тонкая фигура в тёмных одеждах, спотыкаясь, брела меж мастаб, и чёрный пёс сопровождал её. Они спустились к реке, пересекли небольшой, но крепкий мост, переброшенный через сужающийся поток, и вошли в буйно заросшие сады у храма.

Жестом Кахэрка остановила солдат, собравшихся было преградить путь незваному гостю. Молча они ждали.

Вскоре из садов показалась очень старая женщина. Она уже сбросила головное покрывало, и Хархаф видел, что её поредевшие белые волосы собраны в причёску жрицы. На груди висел амулет бальзамировщика. Она шла, опустив ладонь на холку священного зверя, в котором Хархаф узнал псицу Кахэрки. Двигаться ей было, похоже, нелегко, но она держалась с таким достоинством, что бальзамировщик поймал себя на желании приветствовать её с почтением, а не брать под стражу.

Женщина остановилась в паре десятков шагов, тяжело и печально взирая на ожидавшее её собрание. Псица лизнула ей руку, потом потрусила к Кахэрке и остановилась на середине пути, глядя то на одну жрицу, то на другую.

Даже прежде, чем Кахэрка произнесла слова приветствия, Хархаф уже знал, кто стоит перед ними. Этой старицей была никто иная, как бывшая Верховная Жрица северного храма, наставница мятежника Перкау.

– Привет тебе, мудрая Лират.

– И тебе привет, тёмная вестница, длань Первого из бальзамировщиков, – тихо проговорила старая рэмеи и поклонилась. – Я ответила на твой зов, и я могу привести остальных. Но прежде, прошу тебя, ответь мне: какая судьба уготована моим братьям и сёстрам?

– Владыка вверил вашу судьбу нам, – мягко ответила Кахэрка. – Мудрейший Минкерру ждёт вас в столице.

– Их ждёт казнь?

– Первый из бальзамировщиков не пожелал забирать лишних жизней, – покачала головой преемница Минкерру. – Благодарю тебя, что пришла. Таиться нет смысла.

– Мы знаем, – Лират грустно усмехнулась. – Вот уже не один день я останавливала их от того, чтобы выйти против тебя и твоих солдат, – эти слова она произнесла уже глядя на Хархафа, потом снова перевела взгляд на Кахэрку. – Мы знаем, что нам не отстоять храм, а я не могу противостоять тебе, мудрейшая. Когда-то, в дни моей юности, возможно, могла бы попробовать… но не теперь. Всё это время мы надеялись, что решение Владыки, да хранят его Боги, будет иным. Но что ж… держать ответ перед Первым из бальзамировщиков – долг каждого жреца и жрицы Стража Порога.

– Суд, что состоится в стенах храмов Стража Порога, останется в стенах храмов Стража Порога, – медленно кивнула Кахэрка.

Старица кликнула псов, и тотчас же едва ли не половина храмовой стаи подбежала к ней, ластясь. Тихо она повелела им что-то или попросила, и священные звери устремились к некрополю.

– Они вернутся и приведут остальных, – проговорила Лират, приблизившись.

Обе жрицы вошли под сень храма, и бальзамировщик последовал за ними.

– Я хотела бы пройти по этим залам в последний раз, – тихо сказала старая рэмеи. – Этот храм и эти некрополи – вся моя жизнь.

– Пройдём вместе, – согласилась Кахэрка. – И поговорим, мудрая.

Хархаф затаил дыхание, неслышно шагая следом за ними в надежде, что его не прогонят. Но обе бальзамировщицы,