Он пожал плечами, положил карфилли на место и взял маленький кусочек сливочно-желтого сыра.

— Пятикратный лланбойди, — объявил он. — Пять и два. Играет на вкусовых рецепторах, словно пощипывает струны арфы.

— Этого мы возьмем обычное количество, Прайс, — проворчала я, — но моих клиентов интересует также что-нибудь покрепче. Что еще у вас есть?

Мы всякий раз проходили через эту качучу. Моей специальностью был взрывоопасный сырный рынок, и когда я говорю «взрывоопасный», я имею в виду не рынок — я имею в виду сыр.

Прайс кивнул и продемонстрировал мне золотисто-желтый сыр с красными прожилками.

— Четырехсильный долджелло тромбоген, — объявил он. — Девять и пять. Вызревал в Бленафоне восемнадцать лет и предназначен не для слабонервных. Хорош с крекерами, но так же хорошо идет в качестве отпугивателя для влюбленных скунсов.

Я взяла немножко и кинула на язык. Вкус был невероятный: я почти воочию увидела Кембрийские горы, едва проступающие сквозь завесу дождя, низкие облака, несущуюся воду и меловые скалы, растрескавшиеся от мороза осыпи и…

— С вами все в порядке? — спросил Мильон, когда я открыла глаза. — Вы на секунду потеряли сознание.

— Лягается, как мул, а? — ласково произнес Прайс. — Выпейте стакан воды.

— Спасибо. Мы возьмем весь. Что у вас есть еще?

— Старый презренный минаклог-ду, — показал мне Прайс белесый рассыпчатый сыр. — Его держат в стеклянной банке, потому что картон или сталь он проедает. Не оставляйте долго на воздухе, а то собаки выть начнут.

— Мы возьмем тридцать килограммов. А как насчет этого? — Я указала на невинный с виду мягкий сыр цвета слоновой кости.

— Истрагинальский молекулярно-нестабильный бри, — объявил Прайс. — Мягкий сыр, клонированный нами с оригинала, предоставленного нашими братьями-сыроварами из Франции, — но столь же хорош. Полезен как контактный анестетик или растворитель для краски. Исцеляет от бессонницы, а перемолотый в пыль очень полезен в качестве самозащиты от уличных грабителей и медведей-шатунов. Период полураспада — двадцать три дня, светится в темноте и может быть использован в качестве источника рентгеновских лучей.

— Берем все. А нет ли у вас чего-нибудь реально крепкого?

Прайс вскинул бровь, а его ребята нервно переглянулись.

— Уверены?

— Это не для меня, — торопливо пояснила я, — но у нас есть несколько серьезных сыроманов, способных принимать жесткий продукт.

— У нас есть немного макинллет веди марв.

— Что это за абракадабра?

— Реально острый сыр. Вы со свистом взлетите при одном взгляде на него. Плотностью превосходит обогащенный плутоний, двух граммов достаточно, чтобы приправить жареные макароны на шестьсот человек. От одного запаха ржавеет железо. Концентрация в воздухе всего семнадцать к миллиону вызывает тошноту и потерю сознания в течение двадцати минут. Наш главный дегустатор как-то по ошибке съел пол-унции, так шесть часов в обмороке пролежал. Открывать исключительно на улице, и даже в этом случае только при наличии врачебного диплома и на большом удалении от жилья. На самом деле это сыр не для еды, он скорее для заливания бетоном и утопления в океане подальше от цивилизации.

Я взглянула на Мильона, и он кивнул. Всегда найдется какой-нибудь дурак, согласный поэкспериментировать. В конце концов, от кусочка сыра еще никто не умирал.

— Давайте возьмем полкило и посмотрим, что получится.

— Очень хорошо, — сказал Прайс.

Он кивнул коллеге, который открыл еще один чемодан, очень осторожно вынул оттуда запечатанную кожаную шкатулку, очень аккуратно поставил ее на стол и тут же поспешно отошел.

— Вы ведь не попытаетесь открыть его, пока мы не окажемся по меньшей мере в тридцати милях отсюда, правда?

— Мы постараемся.

— На самом деле я бы вообще не советовал вам его открывать.

— Спасибо за совет.

Торг продолжался в таком ключе еще полчаса, и когда наш список заказов был заполнен и смета подбита, мы перенесли сыр из кузова их грузовика в фургон «Акме», чьи рессоры застонали под весом товара.

— Что это? — спросила я, указывая на деревянный поддон в задней части их кузова, надежно принайтовленный к полу тяжелыми цепями.

— Ничего, — быстро ответил Прайс, а его подручные сомкнулись и загородили мне обзор.

— Что-то, чего вы нам не показываете?

Прайс взял меня под локоть, а остальные захлопнули задние створки и задвинули засов.

— Вы всегда были хорошим покупателем, мисс Нонетот, но мы знаем, что вы станете, а чего не станете делать, и этот сыр не для вас.

— Острый?

Он не снизошел до ответа.

— Приятно было иметь с вами дело, мисс Нонетот. В это же время через месяц?

— Да, — медленно ответила я, гадая, насколько же острым должен быть сыр, чтобы его приходилось держать на цепи.

Что еще интереснее, на ящике стоял выведенный по трафарету код Х-14.

Я передала валлийские деньги. Они были быстро пересчитаны, и не успела я глазом моргнуть, как Оуэн Прайс и его чуть-чуть грозные подручные развернули грузовик и исчезли в ночи, отправившись продавать сыр стилтонистам в Старом городе. Я всегда снимала сливки — вероятно, из-за этого и Пылающий камамбер.

— Вы видели тот прикованный сыр в кузове? — спросила я Мильона, когда мы садились в фургон.

— Нет. Какой сыр?

— Никакой.

Я завела фургон, и мы выехали из промзоны. По идее, СНУ должно было бы налететь именно в этот момент, если бы знало, что происходит, но оно не знало. В городе все было тихо, и спустя несколько минут Мильон высадил меня у дома, забрав фургон «Акме», чтобы начать торговать сыром вразвоз.

Только я открыла садовую калитку, как заметила стоящую в тени фигуру. Я инстинктивно потянулась к пистолету, прежде чем вспомнила, что больше не ношу оружия По Ту Сторону. Волнение оказалось напрасным: меня поджидал Кол.

— Ты меня напугал!

— Извини, — ответил он мрачно. — Я пришел узнать, не нужна ли тебе помощь, чтобы избавиться от трупа.

— Прошу прощения?

— От трупа. Земля в это время года твердая.

— Чьего трупа?!

— Феликса-восемь. Ты его завалила, правильно?

— Нет.

— Тогда как он удрал? Ключи есть только у тебя, у меня и у Брека.

— Погоди минутку, — нервно сказала я. — Феликс-восемь пропал?

— Начисто. Ты уверена, что не убивала его?

— Думаю, я бы помнила.

— Ладно, — сказал Кол, протягивая мне лопату, — тогда лучше верни ее Лондэну.

Должно быть, вид у меня сделался перепуганный, потому что он добавил: