Я коснулась его подбородка, чтобы убедиться, что он настоящий, а не фантом или что-нибудь вроде Майкрофта. Он и был настоящий. Теплый и все еще нуждающийся в бритве всего раз в неделю.

— Мне шестнадцать, мам, — столько же, сколько и ленивому тупице, дрыхнущему дома. В понятном тебе контексте я — потенциальный Пятница. Я поступил в «Хроноскауты» в тринадцать, а первый раз прошел трубу в пятнадцать — никому не удавалось сделать это в таком возрасте. Пятница, которого ты знаешь, — это нынешний Пятница. Моя старшая ипостась, которой предстоит стать генеральным директором Хроностражи, — это Пятница последний, а поскольку ему сейчас нездоровится из-за небольшого темпорального возмущения, вызванного тем, что более молодой альтернативный я не желаю вступать в «Хроноскауты», Темпор восстановил меня по отголоскам того, что могло бы быть. Меня попросили узнать, что я могу сделать.

— Ни слова не поняла, — ответила я в легком замешательстве.

— Это фишка с расщеплением линии времени, мам, — объяснил Пятница, — согласно которой две версии одной и той же личности могут существовать одновременно.

— Почему же ты не можешь стать генеральным директором на том конце времени?

— Не все так просто. Альтернативные временные линии должны быть согласованы, чтобы двигаться вперед к взаимно совместимому будущему.

Я поняла… отчасти.

— Полагаю, это означает, что путешествия во времени еще не изобрели?

— Не-а. Есть мысли, почему другой я такой бездельник?

— Я просила тебя поступить в «Хроноскауты» три года назад, но тебе было до фени, — проворчала я в качестве объяснения. — Ты был слишком занят компьютерными играми и телевизором.

— Я не виню ни тебя, ни папу. Тут какие-то серьезные неполадки, но я не знаю, какие именно. Похоже, у Пятницы нынешнего хватает ума, но недостает пороху взять и сделать что-нибудь.

— Кроме игры на гитаре в «Дерьмовочке».

— Если это можно назвать игрой, — недобро хохотнул Пятница.

— Не будь так…

Я одернула себя. Если это не самокритика, то я не знаю, как она должна выглядеть.

Совершенно неожиданно возле потенциального Пятницы возник еще один Пятница. Они были идентичны, за исключением кожаной папки в руках у последнего. Они недоуменно переглянулись. Новейший Пятница смущенно буркнул «извините», отошел подальше по коридору и притворился, что рассматривает резные наличники вокруг дверной рамы.

— Сегодня утром у меня был только один сын, — мрачно проворчала я, — а теперь трое!

Пятница оглянулся через плечо на второго Пятницу, который в этот момент таращился на нас и, пойманный на этом, быстро отвел глаза.

— У тебя появился только я, мам. Не обращай на того внимания.

— Что же пошло не так? — спросила я. — Почему Пятница нынешний настолько не похож на потенциального?

— Трудно сказать. Этот две тысячи второй год не похож на тот, что принадлежит Стандартной Исторической Линии. Все погружены в себя и начисто утратили какое бы то ни было обаяние. Словно низкое небо навевает на людей апатию — одним словом, по земле расползается серость.

— Я понимаю, о чем ты, — печально покачала я головой. — Читательская аудитория сократилась на шестьдесят процентов. Похоже, никто не хочет тратить время на хороший роман.

— Все сходится, — задумчиво отозвался Пятница. — Уверяю тебя, дело не должно обстоять так. По мнению лучших умов, это начало Великого Разгадывания. Если наши подозрения оправдаются и путешествия во времени не будут изобретены в ближайшие три с половиной дня, мы окажемся на пути к спонтанно акселерированной инверсионной облитерации всей истории.

— Не мог бы ты перевести это в понятную мне ковровую метафору?

— Если мы не сумеем закрепить наше существование в самом начале, время начнет сворачиваться подобно ковру, унося с собой историю.

— Насколько быстро?

— Это медленно начнется в двадцать два ноль три в пятницу со стирания самых ранних окаменелостей. Десять минут спустя все свидетельства о древних гоминидах исчезнут, за ними быстро последует внезапное отсутствие всего, начиная со среднего голоцена. Еще через пять минут все мегалитические постройки исчезнут, как будто их никогда и не было. Пирамиды сгинут еще через две минуты, а следом и Древняя Греция. За следующую минуту исчезнут Средние века, а еще через двадцать секунд станет несостоявшимся Нормандское завоевание. За последние двадцать секунд мы увидим, как исчезает со все возрастающей скоростью современная история, пока в двадцать два часа сорок восемь минут и девять секунд конец истории не накроет нас и не останется вообще ничего, никаких свидетельств того, что нечто когда-либо было. Со всех точек зрения окажется, что нас никогда не существовало.

— Так в чем же причина?

— Понятия не имею, но собираюсь как следует оглядеться. Ты что-то хотела?

— А… да. Мне надо поговорить с Аорнидой. Один из старых подручных ее семейства снова рыщет по моему следу… или рыскал.

— Погоди минутку.

И в то же мгновение он пропал.

— А! — сказал второй Пятница, возвращаясь из коридора. — Извини. Записи по запетлеванию хранятся в двенадцатом тысячелетии, а мне пока трудновато выверить прыжок через десять тысяч лет с точностью до секунды.

Он открыл кожаную папку и пролистал ее содержимое.

— Отбыла семь лет из тридцатилетнего запетлевания за незаконное искажение памяти, — бормотал он. — Нам пришлось судить ее в тридцать седьмом веке, где это действительно является преступлением. Сомнительная законность прохождения по суду за пределами собственного временного периода могла бы стать причиной апелляции, но Аорнида не подавала апелляцию.

— Наверное, забыла.

— Возможно. Идем?

Мы вышли из ТИПА-здания, свернули налево и пешком прошли небольшое расстояние до Брунелевского торгового центра.

— Дедушку не видел? — спросила я.

Я-то не видела его уже больше года, во всяком случае с момента последнего Армагеддона, грозившего уничтожить всю жизнь на земле.

— Время от времени он мелькает мимо, — отозвался Пятница, — но он сущая загадка. То нам велят за ним гоняться, а в следующее мгновение мы работаем под его началом. Порой он даже возглавляет охоту на самого себя. Слушай, я сам хроностраж, но даже я не разберу, что к чему. А! Вот мы и на месте.

Я подняла глаза и нахмурилась. «На месте» оказалось весьма расплывчато: мы стояли перед «ТК-Максом», дисконтным магазином одежды.

Это называют просто петлей, но официальное название — «Локализация в замкнутой петле темпорального поля». Данная мера применялась только к преступникам, надежда на исправление или хотя бы искреннее раскаяние которых стремилось к нулю. Наказание осуществлялось Хроностражей и было до ужаса простым. Приговоренного помещали в повторяющуюся восьмиминутную временную петлю на пять, десять, двадцать лет. Тело заключенного старело, но не нуждалось в поддержании. Жестоко и противоестественно… однако дешево и не требовало решеток, охраны и еды.