Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Успокойтесь, успокойтесь, Джордж! Уже приняты все меры. Миссис Вадингтон охотно согласилась бы отложить венчание на неопределенный срок, но Молли энергично принялась за дело. Она стала звонить по всем направлениям, и ей, в конце концов, удалось найти пастора, ничем не занятого в данную минуту. Это где-то близ Флэшинга. Молли и миссис Вадингтон поехали за ним в автомобиле и часа через полтора должны вернуться.
– Вы хотите сказать, что я еще целых полтора часа не увижу Молли? – воскликнул Джордж, побелев, как мел.
– Разлука заставляет нас любить сильнее, – ответил Бимиш. – Будьте мужчиной, Джордж! Возьмите себя в руки!
– Но это ужасно!
– Будьте мужественны! – сказал Бимиш. – Я вполне понимаю, что вы должны переживать. Я переживаю такие же муки. Я тоже разлучен с единственной женщиной, которая существует для меня.
– Это ужасно, ужасно! Священнослужитель – и вдруг не в состоянии влезть на стул, не свалившись при этом.
Но внезапно какая-то жуткая мысль мелькнула в голове Джорджа.
– Гамильтон! – воскликнул он. – Что это означает, когда пастор падает со стула в день венчания?
– То-есть, как «что это означает»?
– Я хочу сказать: это означает несчастье?
– Без всякого сомнения, – для пастора.
– А не думаете ли вы, что теперь уже все пойдет не так?
– Впервые в жизни слышу о таких предрассудках и суеверии. Вы должны приложить все усилия к тому, чтобы побороть подобные страхи.
– Чего можете вы ждать от человека, которому настолько не везет, что пасторы падают со стульев в день его венчания?
Гамильтон улыбнулся снисходительной улыбкой:
– Надо полагать, что в такие минуты нервы сильно напрягаются. Я замечаю, что даже Сигсби Вадингтон, который едва ли может считать себя главным героем предстоящей церемонии, и тот страшно нервничает. Он раньше гулял по саду, и я подошел к нему сзади и хлопнул его тихонько по плечу. А он как привскочит, точно ужаленный! Если бы Сигсби Вадингтон способен был мыслить, я бы сказал, что он был занят какой-то мыслью. Не иначе, нашла тоска по степям Запада.
Солнце по-прежнему ярко светило, но почему-то Джорджу казалось, что небо сплошь застлано черными тучами. Все его существо было охвачено роковыми предчувствиями.
– Лучше бы это не случилось! – вздохнул он.
– Злополучный пастор, наверное, думал то же самое, падая со стула.
– Это ужасно несправедливо. Подумать только, что столь впечатлительная девушка, как Молли, должна подвергнуться подобным испытаниям в такой день!
– Я бы сказал, что вы преувеличиваете результаты действия этого прискорбного случая на Молли. Насколько я мог судить, она вела себя вполне спокойно.
– Она не была очень бледна?
– Ничуть.
– И не взволнована?
– Она показалась мне абсолютно спокойной.
– Слава богу!
– И даже, насколько я припоминаю, она сказала Феррису в тот момент, когда автомобиль отъезжал…
– Ну, что?
Но Гамильтон Бимиш молчал и стоял, свирепо нахмурив брови.
– Не знаю, что стало с моей памятью. Это не иначе, как результат любви. Я только-что вспомнил…
– Что? То, что Молли сказала?
– Нет, это я забыл. Но я сейчас вспомнил то, что хотел вам передать, когда увидел вас. Забавно, право, как часто случается, что, услышав знакомое имя, восстанавливаешь в памяти забытые вещи! Я упомянул имя Ферриса и вдруг вспомнил, что Феррис просил меня кое-что передать вам.
– О, к черту Ферриса!
– Он просил меня передать вам, что сегодня утром звонила по телефону какая-то женщина и спрашивала вас. Он сказал ей, что вы живете в гостинице, и советовал ей разыскать вас там. Она ответила, что это неважно, так как она все равно скоро будет здесь. Она, кажется, говорила, что знает вас еще из Ист-Гилеада.
– Вот как? – равнодушно сказал Джордж.
– И зовут ее, если только память не изменяет мне опять, не то Тобс, не то Добс, не то Побс. Впрочем, нет, вспомнил. Память моя оказывается лучше, чем я предполагал. Я точно помню. Ее зовут Мэй Стобс. Это имя что-нибудь говорит вам?
Глава девятая
Случилось так, что, передавая Джорджу эту столь малозначащую весть, Гамильтон Бимиш посмотрел вниз и обнаружил, что на одном из его ботинок развязался шнурок. Он нагнулся, чтобы завязать его, а потому не мог видеть выражения лица Джорджа. Опять-таки, будучи человеком, привыкшим отдавать все свое внимание одному делу, которым он занят, как бы ничтожно оно ни было, он не услышал, что из груди Джорджа внезапно вырвался какой-то звук, в котором перемешались ужас и изумление. Однако, Гамильтон успел подметить уголком глаза, что-то такое что возле него трясется, и, подняв глаза, Бимиш обнаружил, что это не что иное, как ноги Джорджа Финча, проделывающие матросский танец.
Гамильтон Бимиш выпрямился, и теперь он мог видеть Джорджа всего целиком. Представившееся ему зрелище тотчас же убедило его, что весть, переданная другу, в сильной степени отразилась на поджилках последнего. Помимо того, довольно приятные черты лица Джорджа Финча исказились и приняли цвет нильской грязи. Глаза его, казалось, вот-вот выскочат на лоб. Его нижняя челюсть повисла, и надо было опасаться, как бы она не отлетела. И кто в своей жизни хоть раз был в кинематографе, тот немедленно определил бы, что Джордж Финч находится в состоянии крайней ошеломленности.
– Джордж, дорогой мой! – воскликнул Гамильтон Бимиш, в высшей степени встревоженный.
– Ик… ик… ик… – начал Джордж, делая отчаянные усилия, чтобы снова обрести дар речи. – Ик… как ее зовут?
– Мэй Стобс, – повторил Гамильтон Бимиш, и лицо его приняло чрезвычайно озабоченное выражение, так как у него внезапно зародилось страшное подозрение. Лучше расскажите мне все, Джордж. Было бы смешно притворяться, будто это имя ничего не говорит вам. По-видимому, оно разбудило в вашей душе глубокие и очень неприятные воспоминания. Я только надеюсь, Джордж, что не услышу от вас о какой-нибудь бедной девушке, счастьем которой вы играли в прошлом, и которую вы, точно сорванный цветок, кинули в пыль на дорогу?
Джордж Финч смотрел перед собою отсутствующим взглядом, точно он впал в транс.
– Все кончено! – тупо произнес он.
Сердце Гамильтон Бимиша смягчилось.
– Доверьтесь мне, Джордж, – сказал он. – Мы с вами друзья. Я не буду вас слишком строго судить.
Безудержное бешенство охватило вдруг Джорджа и растопило лед оцепенения. Вне себя от гнева, он крикнул:
– И все из-за этого проклятого пастора! Я так