Представительная демократия, которую олицетворял собой рейхстаг, ограничивалась не только рейхспрезидентом, избираемым прямыми выборами. В качестве законодателя рейхстаг все больше вступал в конкуренцию с народом. Инициаторами введения процедур «народной инициативы»[10] и плебисцита выступали социал-демократы. Однако и в их рядах высказывались сомнения в необходимости «народного» законодательства: на заседании фракции 2 февраля 1919 г. депутат Рихард Фишер заявил, что народ, выступающий как единое целое, всегда оказывается реакционной силой, и опыт других стран доказывает, что народное волеизъявление всегда выступает против прогрессивных изменений. Однако подавляющее большинство социал-демократов стремилось придерживаться линии всех прежних партийных программ и укоренить в конституции принцип прямого народного законодательства. С несколько меньшим нажимом, чем обе социал-демократические партии, идею народной инициативы и плебисцита поддержала ДДП. ДФП, напротив, отклонила оба новшества как инструменты радикальной демократической политики и в этом совпала во мнении с частью ДНФП. Другая часть немецких националистов рассчитывала на консервативный потенциал народного волеизъявления и выступала за референдум. Партия Центра поначалу не заняла определенной позиции.

В результате долгих обсуждений был достигнут компромисс. Требование социал-демократа Вильгельма Кайля о проведении плебисцита для принятия конституции и «народной инициативы» в случае роспуска рейхстага не получили большинства в конституционном комитете. Напротив, согласие было достигнуто по вопросу плебисцита, который должен был проводиться в том случае, если десятая часть избирателей потребует этого в ходе проведения «народной инициативы». Кроме того, закон, принятый рейхстагом, должен был быть вынесен на референдум в случае, если того требовала двадцатая часть избирателей, а до этого треть рейхстага выступила против обнародования закона. В третьем чтении большинство проголосовало за предложение СДПГ, ДДП и Центра, в соответствии с которым решение рейхстага могло быть лишено силы в результате плебисцита только в том случае, если в нем приняло участие большинство избирателей. Это положение должно было помешать рейхспрезиденту выступать в качестве оппонента рейхстага. Ибо вопреки предложениям Кайля, конституционный комитет предоставил рейхспрезиденту (и в случае внесения изменений в конституцию — рейхсрату) право требовать проведения процедуры плебисцита в отношении закона, принятого рейхстагом{85}.

Зато рейхстаг был избавлен от еще одного потенциального конкурента на поле законодательства: речь идет о так называемом Экономическом парламенте, который мог бы оспорить существенные права у народного представительства. Соответствующие требования раздавались с разных сторон. Так, на Втором съезде Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Германии, проходившем с 8 по 14 апреля 1919 г. в Берлине, делегаты приняли предложение двух «правых» социал-демократов, Макса Коен-Ройса и Юлиуса Калиски, требовавших создания «Палаты труда», равноправной парламенту. Их собственная партия не поддержала это предложение, однако оно нашло сочувствие у крайне правых. 21 июля 1919 года депутат от Немецкой национальной народной партии и бывший кайзеровский госсекретарь Клеменс фон Делбрюк заявил в Национальном собрании, что в идее советов заложена мысль, на которую откликнулась и его партия. Она созвучна идее формирования палаты, в которой были бы представлены различные профессии и ремесла, и в которой его друзья и он сам уже давно видели «противовес перенапряжению парламентаризма и господству парламента»{86}.

Но большинство в Национальном собрании не разделяло идеи создания какого бы то ни было дополнительного законодательного органа. В результате положения, отраженные в 165-й «Статье о советах» Веймарской конституции, ни в коей мере не ограничивали полномочия всеобщего народного представительства. Рабочие и служащие получали право создавать свои советы и входить, наряду с другими важными профессиональными группами, в состав экономических советов, создававшихся на уровне округов и всего рейха. Экономический совет рейха имел право законодательной инициативы и экспертизы проектов законов, однако он не имел права налагать вето на законы. Он был единственным советом из перечисленных в 165-й статье, который в действительности появился на свет на основании декрета от 4 мая 1920 г. Но какого-то реального политического значения Временный экономический совет рейха не получил.

Самое существенное в 165-й статье составлял первый пункт: в нем заявлялось о принципе паритета капитала и труда, а сторонам коллективного договора и их договоренностям гарантировалось государственное признание. Это было конкретнее, чем все остальное, что говорилось в конституции по вопросам экономики и общества. По теме «социализации» она содержала диспозитивные нормы, не выходившие за рамки закона о социализации от 23 марта 1919 г. Конституция гарантировала «каждому и представителям всех профессий свободу объединений в интересах соблюдения условий труда и правил функционирования экономики», что однако не означало признания права на забастовки. Если бы это право было закреплено в конституции, то пришлось бы также урегулировать его границы. Но оба вопросы были столь спорными, что законодатели предпочли отказаться от решений, имеющих обязательную силу{87}.

И тем не менее Национальному собранию все же пришлось решить несколько в высшей степени спорных вопросов, иначе конституция вообще не вступила бы в силу. Дискуссии вызывало уже само ее название: должна ли была она называться «Конституцией германского рейха» или «Конституцией германской республики»? Обе социалистические партии были за второе название, однако не могли сломить в этом вопросе сопротивление объединенного фронта буржуазных партий. Что касается не менее символического вопроса о государственном флаге, то НСДПГ выступала за красный цвет, в то время как социал-демократы большинства, ссылаясь на наследие 1848–1849 гг., выступали за сочетание черно-красно-золотого. Эти же цвета предпочло большинство Партии Центра и меньшинство демократов. В свою очередь, обе правые партии, большинство демократов и меньшинство Центра хотели сохранить сочетание черно-бело-красного — цветов Бисмарковской империи. В начале июля дискуссия о флаге обострилась настолько, что социал-демократы временно обдумывали возможность того, чтобы проголосовать вместе с независимыми за красный, если невозможно будет добиться решения о черно-красно-золотом. В результате компромисса, поддержанного наконец большинством депутатов во втором чтении, черно-красно-золотой были объявлены цветами рейха. Однако якобы ради лучшей видимости на море были приняты специальные правила для торгового флага: его цветами стали черный-белый-красный с черно-красно-золотым гюйсом в верхнем внутреннем углу. Было очевидно, что кайзеровскую империю оплакивают не только правые, но и часть «веймарских» партий{88}.

Острейшие разногласия разгорелись вокруг статьи конституции о школьном образовании. В июле 1919 г. некоторое время даже казалось, что из-за этого может пострадать вся часть конституции, посвященная основным гражданским правам. Социал-демократы стремились прежде всего к тому, чтобы с помощью переустройства школьной системы создать лучшие социальные возможности для низших слоев населения. Первоочередной целью Партии Центра было разрешение конфессиональных школ во всех частях империи; либералы, в свою очередь, стремились повсеместно вытеснить церковное влияния из образования. Единственной точкой соприкосновения между «веймарскими» партиями была заинтересованность в том, чтобы, в принципе, было проведено унифицированное урегулирование школьной системы во